Тайна сенатора Карфагена - страница 13

У Рамоны все случилось с точностью до наоборот: Козленок был ей безразличен и неинтересен. Но, осознавая, что это нужно ее отцу, Рамона, как примерная дочь, делала все, чтобы это равнодушие осталось только в ее сердце. И только жена брата была посвящена в ее душевные переживания.

– Аришат, солнце мое, как жаль, что мы уже не живем вместе под одной крышей… – всхлипнула Рамона, вытирая набежавшие слезы. – Ты не представляешь, как мне одиноко в доме моего мужа! – Девушка обняла подругу и ласково гладила по мягким, черным, как воронье крыло, волосам.

– Рамона, цветок моей души, у тебя все будет хорошо, – утешала ее Аришат. – Мы – карфагенянки, и это наша судьба. Мне повезло с твоим братом, но ты же знаешь: так бывает очень редко.

– Ты – счастливая, Аришат. А мне даже не с кем поделиться самым сокровенным. Только с Тиннит .

– Ну вот, значит, ты не одинока, – пыталась шутить Аришат.

– Да, я постоянно молюсь ей – знаешь, в гостиной есть мозаика… Прошу дать мне силы и помочь привыкнуть к нелюбимому мужу, а еще защитить нашего дорого Мисдеса в далекой Испании.

– Давай не будем печалиться, а лучше позовем Пелагона – послушаем какую-нибудь одну из твоих любимых легенд, – сказала Аришат, надеясь отвлечь Рамону от печальных мыслей.

Это предложение сразу успокоило девушку. Она, как и все члены семьи старого Гамилькона, обожала все греческое, особенно легенды о Трое и царе Итаки – Одиссее.

Пелагона в их семье уже давно не считали рабом. Он мог легко получить свободу и вернуться на родину, но не хотел этого. Старый грек выучил Мисдеса, его младшего брата Адербала, а также сестер – Рамону и Таис. Для них всех он был кем угодно – дядей, двоюродным дедушкой, дальним родственником, но только не рабом. Никто не представлял семью Гамилькона и его дом без него, и старый учитель к ней тоже очень привязался. Он не мог жить без них и молился своим греческим богам об их здоровье. Пелагон умолял Зевса, верховного бога Олимпа, защитить Мисдеса на войне и поддержать Рамону в чужом доме. Просил Асклепия, бога врачевания, исцелить Таис, когда она болела. Но дети выросли и разъехались из родительского дома, и теперь умница Аришат заняла их место в его сердце: вдвоем они проводили много времени.

Аришат, как и все женщины, мечтала о детях. Но судьба распорядилась по-иному: будучи в браке три года, она не одного дня не прожила с мужем. А так как основная обязанность женщин – рожать детей, то Аришат, временно «освобожденная» от этого, не желала проводить лучшие годы, попусту теряя время. Она активно училась, увлекалась всем эллинским, интересовалась римской культурой и языком. Соседи Гамилькона, богатые этруски, переселившиеся из Италии более сорока лет назад и сумевшие успешно обосноваться в Карфагене, с радостью ей в этом помогали. Их детей и внуков обучали италики и римляне, добровольно продавшиеся в рабство. И они же давали уроки Аришат. От них она узнала о государственном устройстве Рима, сносно выучила латинский язык, на котором изъяснялась с соседями, чем заслужила их глубочайшее уважение.

Старый Гамилькон не любил римлян со времен большой войны, и потому не хотел держать в доме рабов, напоминавших о прошлом. Но увлечения Аришат одобрял, так как понимал: его дети и внуки должны знать о враге все, что может пригодиться в войне с ним, в скорой возможности которой он не сомневался.

Но вернемся к Пелагону. Старый учитель был также сведущ в медицине, которой обучился на своей родине по воле случая. Практиковаться же он продолжил, уже будучи рабом Гамилькона – ему приходилось помогать войсковым лекарям исцелять раненых солдат в Сицилии, когда вместе с пятилетними Мисдесом и Ганнибалом находился в неприступном военном лагере Барки на горе Эйркте. И в искусстве врачевания он достаточно преуспел.

Сейчас, когда дети выросли, Пелагон большей частью был свободен, и с разрешения старого Гамилькона лечил соседей, которые часто его просили об этом: слух о его умениях разнесся по всей Мегаре.

Как ни странно, во врачевании его лучший учеником была Аришат. Они отдавали себе отчет: врачом она никогда не станет – в силу пола и положения, – но ее интересу невозможно было препятствовать, тем более что никто и не собирался этого делать.