Тайна «Силверхилла» - страница 35

Стоя на траве и пытаясь сбросить с себя колдовские чары дома, я начала думать о своей матери. Бланч Горэм, когда была еще ребенком, наверняка часто стояла на этом самом месте. Как мне хотелось, чтобы она была сейчас со мной! Я еще не примирилась с тем фактом, что она уже не ждет меня, не интересуется моими жизненными проблемами, как интересовалась всегда. Если бы я проводила ночь в Шелби, то могла бы пойти на кладбище и посидеть на траве возле свежего холмика земли, пытаясь успокоить себя воображаемым ощущением ее близости.

Я начинала осознавать, что в этом заключена одна из неожиданно больно ранящих фактических потребностей, связанных с тяжкой утратой. Я прошла через все необходимые процедуры дня, решала, как могла, возникающие задачи, думала о постороннем. Мысли мои были отвлечены, и какое-то время боль таилась где-то на заднем плане. Но когда все улеглось и я очутилась одна, ощущение потери без всякого предупреждения вернулось, разящее, давящее, не оставляющее ничего, кроме чувства боли и одиночества. Это мама сейчас спокойно спит, меня же раздирает тоска по ней.

Всю мою жизнь мы были добрыми друзьями и хорошо понимающими друг друга товарищами. Для каждой из нас присутствие другой делало личную беду легче переносимой, до известной степени конечно. По мере того как я взрослела, мы неизбежно начали немного отдаляться друг от друга. Я не выносила, когда мне говорили, что я слишком ухожу в работу, чтобы бежать от действительности, что я поворачиваюсь спиной к жизни. Меня возмущали ее слова, я считала, что она не понимает, как напряженно я тружусь – ради нас обеих! И меня раздражала любая критика. Молодых критика всегда раздражает. Не могла я ей рассказать и о своем разочаровании в Греге. Поскольку она начала связывать с ним какие-то свои ожидания, меня как-то по-глупому сердили сами ее надежды. И все же, хотя теперь меня нелегко было утешить или наставить, как это делают с ребенком, теперь, когда я ее потеряла, я, как это ни противоестественно, тосковала именно по ее наставлениям. В Силверхилле, ее родном доме, мне больше всего нужна была она сама.

Каким далеким, недружественным казался лунный свет, как ужасающе тиха была ночь. Ветер стих, и даже птицы уснули, только время от времени гукала сова. Шорох ночных насекомых только подчеркивал тишину. Иногда на дороге, далеко по ту сторону пруда, показывался автомобиль и, сверкнув желтыми фарами, исчезал за темным щитом деревьев. Я не привыкла к такой тишине. Быть может, мне не хватало шума городских улиц, который никогда не затихает. Сегодня на этих улицах должно быть жарко. Бетон и камень удерживают дневное тепло и отдают его в ночные часы, здесь же воздух был восхитительно свеж и прохладен. Если я посмотрю, то позади меня окажутся березы, высокие и страшные, близко подступившие к дому. Не стану смотреть.

Травяной покров, мягкий как китайский ковер, должно быть, приглушил звук шагов позади меня, потому что я не поняла, что рядом кто-то есть, пока Элден не окликнул меня.

– Ну а теперь что вы думаете о Силверхилле, мисс Райс? – спросил он.

Я обернулась, и сейчас же дом закрыл горизонт, скрыв из виду все остальное. Со своей готической башней, устремленной ввысь, и двумя светлыми крыльями, простирающимися в обе стороны, он казался ночью таким же серебряным, как и днем.

– По крайней мере я встретила кое-кого из тех, кто здесь живет, – сказала я.

– Но уверен, что мисс Фрици не в их числе. Кейт говорит, что Фрици держат взаперти, чтобы она не встречалась с вами. Но она все равно узнает. Она всегда чувствует, когда что-то происходит, и уже начала выкидывать свои шуточки – она всегда так делает, когда бывает взбудоражена. Я слышал про рыцаря в доспехах. Миссис Нина, наверное, чуть не спятила от огорчения.

Он произнес это таким тоном, словно сама мысль доставляла ему удовольствие. Я не хотела говорить с этим человеком ни о Нине, ни о тете Арвилле. Как и раньше, он оставил меня в состоянии недоумения и тревоги. Элден совсем не был похож на свою сестру, и хотя у него были свойственные обитателям Новой Англии раскованные манеры в отношении своих нанимателей, я не была уверена в том, что он друг мне или даже самих хозяев Силверхилла. Его смех, звучавший где-то в глубине глотки, снова напомнил мне рычание, и я вздрогнула от этого звука. В этом человеке было слишком много сарказма, корни которого уходили в какое-то давнишнее ожесточение. Откуда этому ему взяться, мне было непонятно: ведь Джулия Горэм дала ему кров, образование, средства к жизни. Что же в таком случае вызывает у него такую злобу?