Тайна синего фрегата - страница 3
Он чуть не подпрыгнул. Вот это да! Настоящий экслибрис!
Он быстро открыл другие книги. Экслибрис стоял везде. На каждой были штормовое море и фамилия «Степанов».
Значит, книги из одной домашней библиотеки. Ну, это и раньше было понятно. Непонятным было другое — почему книги выкинули?
И еще…
Артем нахмурился. Что-то еще смущало его в этих экслибрисах. Что-то в них было странное. Нет, не странное. Разное!
Он еще раз сравнил синие рисунки. Все одинаковое: и число мачт на фрегате, и надутые паруса, и вспенившиеся волны. Но различие было. Какое-то неуловимое, едва заметное.
Еще и еще Артем всматривался в экслибрисы.
— Артем! Пойдем обедать, — заглянула в комнату мама. — Артем, почему ты до сих пор не переоделся? Артем! Ты вообще меня слышишь?
— Слышу, мам, слышу. Сейчас переоденусь, сейчас приду.
Артем быстро сменил промокшую рубашку на майку и пошел в кухню. Мама не любит звать за стол по нескольку раз.
Он лениво болтал ложкой в тарелке с супом и думал об одном и том же: экслибрисы разные. Мама молчала и внимательно следила за его движениями.
— Хватит полоскать ложку в супе, — не выдержала она. — Не хочешь есть?
— Не хочу, — признался Артем.
— Откуда столько книг? Ты был в библиотеке?
— Нет. Книги я нашел. На улице, под дождем.
— Их нужно высушить.
— Ну да. А как?
— Положи под пресс, чтобы распрямились страницы.
— Хорошо. Мам, а ты видела настоящий экслибрис?
— Видела. У нас с папой был знакомый, который собрал целую коллекцию экслибрисов. По сути, каждый экслибрис — произведение искусства. Их специально заказывают какому-нибудь художнику, иногда очень знаменитому. А что? На этих книгах есть экслибрисы?
— Да.
— Значит, там стоит фамилия владельца?
— Степанов.
— Зачем же этот Степанов выбросил свои книги?
— Не знаю.
Мама вздохнула и забрала у Артема почти полную тарелку.
— Ты опять ничего толком не поел.
— Я не голодный, мам, честное слово. Спасибо!
Артем вернулся в свою комнату. Мама права — на книги надо положить какой-нибудь груз, чтобы расправить промокшие страницы.
Он снова перелистал томик Пушкина и полюбовался на яти. Здорово! Нужно будет показать книгу Виталику и Вовке.
Стоп! Что это такое?
Артем пригляделся к одной из последних страниц. Там, где кончался типографский текст, начинался текст рукописный. Следы карандаша на пожелтевшей от времени бумаге были четкими, буквы — словно вчера написанными.
Но текст был написан не вчера и даже не десять лет назад. Это запись начала века, те же яти в конце слов.
Почерк сначала показался Артему неразборчивым. Буквы кривые, с резким наклоном влево. Артем подсел к столу. Свет настольной лампы сделал текст более ярким, а почерк — более разборчивым. Запись была такая:
«Вчера сгорели все мои рукописи. И «Дальний маяк», и «Солнце в траве», и рассказы, и новый, еще недописанный роман.
Кто это мог сделать? Кто?!
Совсем недавно мы встречали новый век, совсем недавно у меня было столько надежд и планов.
Шаги нельзя измерять в длину. Шаги надо измерять в событиях. Событие — это шаг. Я шагнул в новый век очень неудачно. Все сгорело. Я не в силах это восстановить.
Я не вправе никого подозревать, но думаю, что пожар устроил…»
А дальше кусок листа был оторван. Небольшой такой кусочек, на котором, видимо, и умещалось имя преступника.
Артем вытер со лба капельки пота. Перед ним была только что прочитанная запись. Как выкрик, как стон, как чья-то боль.
У Артема даже появилось ощущение, что он нечаянно заглянул в чью-то чужую жизнь. В чью? Кто сделал эту запись карандашом на последней странице книги? Почему в книге? Кто оторвал имя?
Вопросов было слишком много, а запись не давала ответа ни на один из них.
— Артем! Тебя к телефону!
Звонил Виталик.
— Высох? — спросил он.
— Да.
— Чем занимаешься?
— Загадки разгадываю.
— Какие загадки?
— Сам не знаю. Ты не мог бы зайти за Вовкой и заглянуть ко мне?
— Мог бы. А зачем? Чтобы вместе ломать голову над загадками?
— Точно.
— Ладно, сейчас придем.
Но пришли друзья только через полчаса. Артем за это время успел выучить наизусть непонятную запись и прочитать в энциклопедии статью об экслибрисе.
— Что так долго?
Виталик хмыкнул: