Тайна синего фрегата - страница 9

стр.

— А я уж думал, вы совсем не придете! — широко улыбнулся Владислав Геннадьевич и добавил, прерывая все извинения: — Проходите, проходите! Чего на пороге топчетесь? Кто же из вас Артем? А впрочем… Наверное, ты, — и он безошибочно кивнул Артему. — На маму похож, — пояснил он свою догадку. — Я ведь с твоими родителями в одной школе учился. Давай, представляй своих друзей.

— Это — Вова, а это — Виталик, — смущенно улыбнулся Артем.

Владислав Геннадьевич всем троим крепко и почтительно пожал руки.

— Ну, что же вас ко мне привело? Дело или любопытство? Хотя и дело, и любопытство — вещи одинаково похвальные.

— Мы по делу. — Вовка напускал на себя солидности.

— Вот как? Ну что же, дело требует соответствующей серьезной обстановки. Прошу в мой кабинет.

Две стены в кабинете Владислава Геннадьевича были заполнены книжными стеллажами. От пола до потолка книги, книги, книги… И письменный стол был тоже завален книгами.

— Пишу диссертацию, — пояснил хозяин. — Я ведь по профессии математик. Экслибрисы — мое хобби. Я так понял, что вы именно об экслибрисах хотите со мной поговорить?

— Да, — кивнул Артем. — Мы хотим вам показать книгу… Она с экслибрисом…

Артем раскрыл томик Пушкина, и Владислав Геннадьевич внимательно посмотрел на синенький фрегат.


— Мне знаком этот экслибрис. Он есть в моей коллекции. Его мне подарил Степанов-младший.

— Вениамин Данилович?

— Он самый, — удивился Владислав Геннадьевич. — Так вы и без меня все знаете.

— К сожалению, кроме его имени, мы не знаем ничего. Но нас интересует не он, а Степанов-старший.

— Издатель? Интересная личность… Очень интересная. Вениамин Данилович часто об отце рассказывал. На рубеже двадцатого века он был одним из самых преуспевающих издателей. Состояние его насчитывало десятки миллионов. Три типографии, журнал, газета, выпуск книг и учебников. А какие планы строил! Целую издательскую империю создавал! Империя эта, правда, рухнула. После революции. У Данилы Григорьевича отобрали его типографии, запретили выпускать газеты и журналы.

— Почему же он не уехал за границу? — спросил Виталик. — Тогда ведь все богатые уезжали.

— Не все. Данила Григорьевич не захотел бросать свое детище. Он пошел в свою, теперь уже народную, типографию обыкновенным работником. И проработал в этой типографии целых двадцать лет.

— Вот это да! — восхитился Артем.

— Да, завидное упрямство, — согласился Владислав Геннадьевич. — Всю свою жизнь типографии посвятил. Жил он при советской власти бедно и тихо. Семейство у него большое было — семеро детей. Дочка и шесть сыновей. Дочка умерла еще в младенчестве, а сыновей он потерял в войнах. Троих старших в Гражданскую, двоих младших в Отечественную. Остался в живых только самый младший, Вениамин. Он то и стал наследником единственного сокровища Данилы Григорьевича — библиотеки. Библиотека у него была по-своему уникальна. Дело в том, что собирал Данила Григорьевич исключительно книги собственной типографии и книги издателей-конкурентов. Потому и собрал единственную в своем роде полную библиотеку изданий начала двадцатого века.

— Так вот почему в его библиотеке была эта книга! — воскликнул Вовка.

— Именно поэтому.

— Скажите, Владислав Геннадьевич, а вы никогда не слышали, Степанов-старший не был еще и писателем?

— Писателем? Нет, писателем он не был. Я помню, как Вениамин Данилович сокрушался, что отец так и не написал мемуаров. А в мемуарах ему было о чем рассказать. Он многих знал, со многими дружил. Подождите, я отыщу в своей коллекции его экслибрис. — И Владислав Геннадьевич исчез в соседней комнате.

— Ну, что я говорил? — прошептал Вовка. — Никаким писателем Степанов-старший не был!

— Ну и что? — возразил Виталик. — Все равно не зря сюда пришли. Много узнали об издателе. Это тоже хорошо.

— Хорошо, но это ничего не дает, — шепотом возразил Вовка.

— А тебе обязательно все должно что-то давать?

— Конечно! Иначе это просто потеря времени.

— Для кого как.

— Вот! Нашел! — Владислав Геннадьевич сиял каким-то детским восторгом. — Ну-ка, сравните… По-моему, все совпадает.

В большом альбоме маленький синий фрегат казался совсем крошечным и беспомощным в штормовом море.