Тайна старого Сагаморы - страница 13

Слишком взволнованным, чтобы предаться отдыху, был и белый гость чироков. Многолетняя дружба связывает его с этими людьми. Он хорошо понимает не только их речь, но и тайный язык взглядов. И все-таки, как ни старается, не может сейчас уяснить — к чему затеял этот разговор старик. Просто ли захотелось поделиться наболевшим или ищет поддержки? Но в чем? А ведь он прав, этот старик, вся история его народа — это непрерывная борьба за право на существование. Менялись президенты в Штатах, создавались комиссии, но все это не вносило изменений в жизнь коренного населения. Чего же старик может ждать от него, ничем не примечательного человека?..

Не спится старому служаке. Одна за другой всплывают в памяти истории, которые, как не может он не признать, говорят не в пользу его цивилизованных братьев. Еще в 1732 году генерал Джеффи Амхерст сказал в инструкции своему подчиненному в штате Массачусетс: «Будет очень хорошо, если удастся заразить всех индейцев оспой при помощи одеял, под которыми спали больные. Любой другой метод тоже будет хорош, если приведет к уничтожению этой отвратительной расы. Был бы очень рад, если бы ваш проект снаряжения на них охоты с участием собак принес результаты».

А история у озера Мичиган, случившаяся после того чуть ли не через сотню лет, копается офицер в своей развороченной, словно гранатой, памяти, ну да, в 1827 году. С незапамятных времен жили на берегах этого озера на востоке от Миссисипи индейцы племени виннебагов, вождем которого был славный охотник Красная Птица.

Люди этого племени занимались охотой, рыболовством, поддерживая мирные отношения с поселившимися здесь немногими белыми. Но вот угораздило кого-то найти на этих землях золото — и ордой хлынули сюда колонисты. Начались распри, потекла человеческая кровь. Первыми были убиты индейцы. Их было трое.

В ответ на это убийство индейцы согласно своему закону справедливости убили трех колонистов. Майор Вистрел, прибывший во главе сильного отряда, поставил ультиматум: в случае, если не будут выданы убийцы белых, он силой оружия уничтожит все племя. И тогда, чтобы не дать погибнуть своему народу, Красная Птица сам отдал себя в руки врага. Он пришел в лагерь американских солдат в парадном костюме вождя, распевая песню о вероломной смерти. В тюрьме и встретил он свой последний день.

«Ну а сейчас, — думает солдат, — что хорошего внес в жизнь индейцев конец девятнадцатого века? В ту пору, когда первые колонисты появились на их землях, они хоть верили, что среди белых у них могут быть друзья. А теперь нет и этой веры. Кто разрушил в них ее? Сами мы, белые, и разрушили ее своей жестокостью обманом, несправедливостью. А еще возмущаемся, получая в ответ возмездие».

Только сон приблизится к изголовью солдата, как новые мысли отгоняют его. И все-таки, решает он, не только гнев и жажда отмщения толкают индейцев на схватки с белыми: непогасшая вера в возможность свободы — вот корень их побед и поражений.

Снова и снова переоценивает он свое отношение к людям, которых ему поручено склонить к неволе. Что он имеет против них? Да ничего. Наоборот, его подкупает их доверчивость. Он с уважением относится к их извечному закону братства и какому-то особенному чувству такта. Индеец никогда не нападет ни на зверя, ни на врага, не предупредив его об опасности. Зато в бою нельзя не восхищаться его доблестью и мужеством. Он никогда не попросит у врага пощады. Он и раненный продолжает сражаться, а умирает с высоко поднятой головой.

— Признаться, — шепчут пересохшие губы под пожелтевшими от табака усами, — мне и в облике индейца нравится все: и его тренированное тело, на котором видна игра каждого мускула, и сила, и выносливость. И, даже дожив до преклонного возраста, он сохраняет осанку, гордый взгляд человека, не согнувшегося под бременем лет и невзгод. Взять хотя бы того же Сагамора…

Месяц уже посеребрил своим холодным светом верхушки шептавшихся о чем-то пихт, скользнул удивленным взглядом по опушке леса, на которой недосчитался старого вождя, и, увидев его идущим медленно по тропинке, замер.