Тайная ересь Иеронима Босха - страница 31

В картине «Брак в Кане Галилейской» (цв. ил. 60) изображения лебедя и полумесяца тоже используются в качестве критической реплики в адрес церкви и Братства Богородицы. Босх снова прибегает к приему странного искажения известного библейского мифа, создавая произведение с глубоким подтекстом, непонятным обычным покупателям. Подвыпившим на свадьбе гулякам подаются блюда с угощением, на одном из которых лебедь. Согласно мнению некоторых исследователей творчества Босха, картина может быть описанием особых церемоний Братства Лебедя, в которых художник принимал участие и, судя по всему, был о них не слишком высокого мнения^>92. Лебедь в символике Босха означает похоть и распущенность. Поданный на блюде в качестве яства, он становится также символом лицемерия. Тольнэ выразил предположение, что Босх имел в виду древнюю фламандскую метафору о белых лебединых крыльях (безупречной внешности) и темной плоти (внутренней сути)^>93. Лицемеры, вкушающие угощение, противопоставлены группе святых, которые держатся особняком на этом празднике. Образы святых мы рассмотрим более подробно в главе 8.

На втором блюде, предложенном подвыпившим на свадьбе гулякам, находится голова кабана. В первой главе книги мы уже отмечали, что средневековые еретики идентифицировали это животное с папой римским. Босх демонизирует лебедя и кабана, украшая их маленькими золотыми полумесяцами. Один полумесяц виден на лбу кабана, другой — на груди лебедя (цв. ил. 61). Тем самым художник говорит о дьявольской сущности символов папы римского (кабан) и Братства Богородицы (лебедь). Вкушая такие яства, гости (члены Братства Богородицы) продают свои души дьяволу.

Используя пластические и композиционные приемы изобразительного искусства, Босх получает возможность открыто заявлять о своем негативном отношении к обрядам и ритуалам Братства без опасения навлечь к себе беду. Ведь, насколько нам известно, его творчество не подвергалось критике со стороны современников. Выражать свои мысли каким-то другим способом было невозможно. Художник, чтобы

казаться благонадежным, должен был принимать участие в религиозных обрядах, презираемых им. Должно быть, он чувствовал себя лживым и лицемерным, когда разделял ритуальные застолья, которые он так ненавидел. Босх, видимо, ассоциировал себя с изображенной им в картине «Брак в Кане Галилейской» группой державшихся обособленно «святых», проводивших собственную святую церемонию посреди всеобщего разврата. Его приверженность этой группе должна была оставаться в строгом секрете.

Как мы увидим позже, Босх был мистиком. Его символы передают состояние гнева и горя. В личности художника объединились два полюса света и тьмы, и он словно стал живым примером дуализма собственной веры. Босх, наряду с другими известными живописцами, мог бы показывать в своих произведениях светлую сторону жизни, однако его талант остается непревзойденным именно в отражении самой темной грани мироздания.

Катары всегда были известны своим дуализмом, антиклерикализмом и неприятием церковной догмы. Но в сравнении с Босхом их чувства были не столь мучительно остры. В те времена, когда они не подвергались преследованиям, катары мирно сосуществовали с христианами. Их священники вовлекали в ересь людей, но никогда не прибегали к насилию. Они проповедовали любовь и сострадание, о чем, собственно, и говорится в Евангелии^>94. К тому времени, когда жил Босх, катарских священников почти совсем не осталось. Преследования инквизиции, продолжавшиеся более двух столетий, привели едва ли не к полному исчезновению катаризма. Отношение Босха к христианству как к сатанинской вере становится понятным, если принимать во внимание, что это реакция художника на столетия жестоких гонений.