Тайная вечеря - страница 39

А кстати, сколько лет его собственная страна воевала с турками? Вымыв руки и кладя ломтики хлеба в тостер, Антоний Бердо быстро производит в уме подсчеты, что — хотя он не историк — дается ему без труда. Владислав III[53] погиб десятого ноября 1444 года под Варной. В свою очередь, Ян III Собеский разгромил турецкую армию под Веной двенадцатого сентября 1683 года. Между этими событиями прошло целых двести тридцать девять лет. Несколько наших добровольцев участвовали в битве на Косовом поле в 1389 году, но это можно не принимать в расчет: и без того получается, что вражда, если округлить, подумал Бердо, намазывая на поджаренный хлеб творог с медом, продолжалась четверть тысячелетия. Изрядный шмат времени, ничего не скажешь.

Ах да, мед. Горшок меду. Кто о нем рассказывал? Не учительница же истории, которая могла говорить только об угнетении крестьян. Почему султан много лет хранил отрубленную голову Владислава III Варнского в сосуде с медом? Не потому ли у короля — благодаря этому оригинальному турецкому методу консервации — глаза остались блестящими и сохранили цвет? Ну а возвращаясь к султану: если тот неоднократно вынимал из горшка голову юного короля, чтобы насладиться победой, слетались ли к ней мухи?

Словно из тумана проступило воспоминание о том утре: они с матерью сошли с поезда в Кракове и сразу, хоть и провели целую ночь в пути, отправились в Вавель[54]. Он хорошо помнит голубей и лужи на Каноничьей улице. А потом эти потрясающие восточные сокровища: шатер визиря, конские чепраки, доспехи, ятаганы, луки, щиты, богато изукрашенные шкатулки, рубины, изумруды, топазы, длинные одежды. Все из-под Вены[55].

— Он сказал, что устроит в базилике Святого Петра конюшню.

До него не сразу дошло, о ком говорит мать: о великом визире Кара-Мустафе. Но все это было абстракцией — далекое, малопонятное. А вот рассказ о голове Владислава в горшке с медом, услышанный в соборе, возле усыпальницы королей, произвел на него сильное впечатление. Расправляясь со вторым ломтиком хлеба — тоже с творогом и медом, — Антоний Бердо вспомнил, что и князю Лазарю Хребеляновичу, плененному после поражения на Косовом поле, отрубили голову, но ни один из известных ему популярных источников — в специальные он не заглядывал — ничего не сообщал о горшке с медом. Зато все, кто писал об этой битве, упоминали о греках и генуэзцах, которые, щедро оплаченные Мурадом, склонили чашу весов на сторону мусульман.

Все всегда не так просто, как могло бы быть, размышлял Бердо, ставя чашку с кофе рядом с компьютером и включая сайт с местными утренними новостями. В 1683 году на Вену вместе с турками двинулось немало венгров, желавших сбросить ярмо Габсбургов. Однако ни у кого, кто мало-мальски знаком с историей Центральной Европы, нет иллюзий: для многих народов Габсбурги были ничуть не лучше турок Венецианцы не пришли на помощь Константину XI Палеологу, поскольку не хотели портить тогдашних, да и будущих торговых отношений с Мехмедом. Опять же, когда спустя пару столетий Венецию заняли отряды австрийцев, окончательно уничтожив Венецианскую республику, никто из-за этого не объявил Австро-Венгрии войну. Быть может, именно на фоне этих размышлений Антоний Бердо очень спокойно отнесся к информации о взрывах.

Единственное, о чем подумал Бердо, поглядывая на снимки молодых людей в шлем-масках, забрасывавших новую мечеть коктейлями Молотова, это успеет ли он на сегодняшний экзамен. И вообще, состоится ли экзамен, ведь Свободный университет занимал прилегающее к мечети здание. Поэтому он позвонил на мобильник Ибрагиму ибн Талибу; ответивший ему голос был, к его удивлению, спокойным, бесстрастным:

— Слушаю…

— Говорит Бердо, — деловито представился он. — Наша сегодняшняя встреча актуальна?

Помолчав, Ибрагим ибн Талиб ответил с достоинством:

— Нет ни малейших оснований полагать, что она не состоится. Господин Хатамани будет ожидать вас в Лазурном зале в условленный час. Не извольте сомневаться, профессор.

Говорил ли хоть кто-нибудь из его студентов или университетских коллег на своем родном языке столь же правильно и изысканно? Даже доцент Желязный, который дольше других противился огрублению языка (процесс этот, честно говоря, стал быстро развиваться не в эпоху президента Валенсы, уже основательно забытую, а позже, в годы правления феноменальных близнецов