Тайная вечеря - страница 47

стр.

».

— Демократия, — пробормотал Бердо, насыпая Гераклиту в мисочку сухой корм, — право голоса дается и разумному человеку, и дебилу. Разве это хорошо? Разве мы этого добивались? Ну скажи!

Кот, зарывшись носом в кучку бурых брикетиков, с удовольствием их грыз. Бердо, гладя его, добавил:

— Ты же сам говорил, что демократия — это плохо, потому что многие — дурны, немногие — хороши! Не так? Может, я что-то перепутал?

Гераклит на мгновенье оторвался от еды и посмотрел хозяину прямо в глаза. Он мог бы ответить другой цитатой из своего тезки: «Свиньи грязью наслаждаются больше, чем чистой водой» либо «Ослы солому предпочли бы золоту», но кошачья мудрость явно подсказала ему, что такой ответ сегодня привел бы исключительно к хаосу и безобразию в их общем доме. Поэтому он даже не мяукнул и как ни в чем не бывало уткнулся в свою мисочку.

Бердо отправился в ванную. Под душем к нему снова вернулись сараевские воспоминания — насыщенные, яркие картины продолжавшегося несколько дней счастья, которое так неожиданно на него свалилось. Поначалу Михайло не хотел принимать подарок, хотя при виде «Хонды» у него загорелись глаза. Все происходило будто в сюрреалистическом романе: вечером Бердо вскакивал на мотоцикл и мчался в каменоломню, а на рассвете возвращался в гостиницу. Отсыпался за бессонные ночные часы, бесцельно бродил по городу и с нетерпением ждал вечера, с тревогой спрашивая себя: сколько еще это может продолжаться?

В предпоследнюю ночь Михайло согласился, чтобы Бердо перед отъездом оставил ему мотоцикл. Однако ни один из них словом не обмолвился о том, когда это должно произойти.

Сейчас, вытираясь мохнатым полотенцем, Бердо с мазохистской скрупулезностью восстанавливал в памяти все до мельчайших подробностей.

Как обычно, он подъехал к самому домику с уже выключенной фарой. Эхо, отразившись от вертикальных стен каменоломни, еще несколько секунд повторяло визг останавливающегося двигателя. Он снял шлем и вошел внутрь. Михайло лежал в кровати с запрокинутой головой. У него было перерезано горло. Постель, пол, стена забрызганы кровью. Бердо долго держал любовника за руку и всматривался в его широко открытые глаза, словно надеясь отыскать последнюю искорку жизни. Но тело уже остыло. Убийство, видимо, было совершено не меньше часа назад. Не сходя с места, Бердо взглядом искал орудие преступления. И вдруг почувствовал запах, донесшийся от входной двери вместе с дуновением горного воздуха, — запах пота, ракии, щедро смазанного оружия и дешевого крепкого табака. На пороге стоял, пристально глядя на Бердо, мужчина. На плече у него дулом вниз висел «калашников».

— Это не я, — Бердо ответил на незаданный вопрос.

— Ну а если не ты и не я, то кто?

Голос у мужчины был глухой, невыразительный, бесстрастный.

На нем был китель без знаков различия, черные джинсы и сильно поношенные кроссовки.

— Не знаю, — Бердо внимательно смотрел, как тот, чиркнув пластиковой зажигалкой, прикуривает погасшую сигарету, — но надо сообщить в полицию.

— Ты уверен, что этого хочешь?

Бердо стоял и молчал. Мужчина неторопливо вошел в комнату и, без особого интереса оглядевшись, направил на него автомат.

— Паспорт! — Он указал дулом на тумбочку. — Положи сюда и подойди к стене. Только медленно.

Взял документ и листал его — очень долго, как будто старался запомнить не только имя и фамилию владельца, дату и место рождения, место выдачи, но и заполнявшие странички визы и все штампы, проставленные на пограничных пунктах. Наконец сказал:

— Выходи и встань рядом с машиной!

Бердо повиновался, только во дворе сообразив, что не взял шлема. Однако шлем уже был на голове человека с «Калашниковым».

— Ключи, — сказал тот, бросая паспорт на землю. — Бумаги положи сюда, на сиденье.

Бердо достал из кармана брюк брелок с двумя ключиками, от замка зажигания и блок-замка, а из кармана пиджака — документы на мотоцикл. Положил все на вогнутое седло «Хонды» и отошел на несколько шагов.

Мужчина, прежде чем повесил автомат обратно на плечо и завел двигатель, сказал:

— Можешь отсюда уехать. Только быстро.

Так он и сделал.

Бердо включил в ванной маленький приемник.