Тайная война против революционной Кубы - страница 4

Так Батиста обрел точку опоры, а американские монополисты — ловкого, честолюбивого приказчика, готового служить им душой и телом. В 1940 году он на целых четыре года воцарился в Президентском дворце. Затем на некоторое время Батиста — теперь на нем уже генеральская форма! — ушел со сцены. Но он не потерял связей со своими хозяевами и с их одобрения в 1952 году вновь выставил свою кандидатуру на пост президента. Предстоящие выборы не внушали уверенности в успехе, и 10 марта, за 80 дней до голосования, он совершил государственный переворот.

«Повелитель Кубы», «сильный человек в Гаване»… Какими только лестными титулами не награждала Ба-

10

тисту американская монополистическая печать! Но для монополистов-янки кубинский диктатор всегда оставался только сержантом; он беспрекословно исполнял то, что ему приказывали. Разве не он широко распахнул двери страны перед американскими фирмами? Концессии, субсидии, льготы сыпались на них, как из рога изобилия. Богатейшие залежи никеля, меди, кобальта были переданы в руки дельцов из США. Электрическая и телефонная компании янки безраздельно господствовали на острове и повышали тарифы, не считаясь с интересами населения. Позднее американских вкладчиков капитала даже освободили от уплаты налога на вывоз прибылей за пределы Кубы. А разве американские сахарные тресты при Батисте обижались на судьбу? Нет, конечно, как, впрочем, не мог на нее пожаловаться и он сам. Ему тоже кое-что перепадало. Роскошные подарки, взятки, проценты с займов, официальных торговых сделок и даже лотерей рекою текли в сейфы диктатора. За четверть века сержант-стенограф стал одним из богатейших людей Кубы. Точно никто не мог назвать размеры его состояния. Поговаривали о двухстах, о трехстах, даже о четырехстах миллионах долларов. Но настоящую цифру по сей день хранят тайные коды немых как могила швейцарских банков…

Генерал Кантильо ловит себя на мысли, что где-то в глубине души он завидует «выскочке-сержанту».

Внезапно воцаряется тишина. Батиста поднимает руку, проводит пальцами по покрытому испариной лбу.

— Я вызвал вас сюда для того, чтобы информировать о принятом мною решении, — произносит Батиста повелительным тоном. — Я хочу положить конец ненужному кровопролитию. Я ухожу и передаю власть генералу Кантильо. Кантильо, ты помнишь все, что я тебе сказал, и знаешь, что ты должен делать. Вызови людей, которых я тебе назвал, — Нуньеса Портуондо, Рауля де Карденаса, Куэрво Рубио..

— Хорошо, генерал, — бормочет в ответ Кантильо.

— Попытайся добиться, чтобы эти люди тебе помогли. — Диктатор говорит резко, и его размеренные слова звучат в тишине, словно камни, падающие в пустую, звенящую бочку. — Они олицетворяют собой так

11

называемые широкие круги общественного мнения, и их поддержка особенно необходима в данный момент.

— Думаю, что это так и есть, генерал, — снова шевелит губами Кантильо.

Батиста заносит было ногу на ступеньку трапа, но тотчас принимает прежнюю позу. Вынув из кармана платок, он медленно, словно испытывая выдержку собравшихся, прикладывает его к лицу. Кантильо глядит на своего бывшего повелителя, но видит не его, а какие-то туманные картины прошлого…

…1 августа 1953 года. Выстрелы, прогремевшие неделей раньше в Сантьяго-де-Куба, возвестили миру об отважной попытке горстки смельчаков, возглавляемых Фиделем Кастро, захватить казармы «Монкада» и зажечь здесь, во втором по величине городе Кубы, факел вооруженной борьбы против режима Батисты.

Имя Фиделя Кастро было хорошо известно генералу Кантильо. Студент Гаванского университета, Кастро в конце 40-х годов участвовал в подготовке экспедиции, которая, по замыслу ее инициаторов, должна была освободить доминиканский народ от тирании Трухильо. Потом, попав в Боготу, он вместе с жителями колумбийской столицы вышел с оружием в руках на улицу в знак протеста против злодейского убийства наймитами империалистов популярного политического деятеля Колумбии Хорхе Элиэсера Гайтана. По окончании университета молодой адвокат активно включился в деятельность кубинской оппозиции, сблизился с одним из ее лидеров — Эдуардо Чибасом, но в конце концов отошел от тех, кого Кантильо мысленно называл «политическими говорунами». Фидель избрал иной путь, который и привел его в «Монкаду».