Тайны «Бесстрашного» - страница 58

— Я сражаюсь не против Франции, страны, которую люблю всем сердцем, но против Наполеона Бонапарта, тирана, который ею правит! — заявила девочка. — Да и в любом случае, мое patrie, как вы его называете, не дало мне причины хранить ему верность. Моего отца казнили. Моя мать умерла от горя. Дядя ограбил меня, а бабушка хочет выдать меня замуж за чудовище. Я от души желаю, чтобы страны моих родителей жили в мире, но этому не бывать, покуда Наполеон будет продолжать войны. Я хочу, чтобы Англия разгромила его — тогда бы Франция могла зажить мирной и счастливой жизнью.

— Хорошо сказано, мисс! Хорошо сказано! — прогудел капитан Баннерман, одобрительно хлопнув в ладоши и метнув поверх полированной поверхности стола триумфальный взор на капитана Дюпре, который, нахмурясь, смотрел себе на руки так пристально, точно обнаружил на них что-то очень интересное. — Ну а теперь, барышня, что же нам прикажете с вами делать, а?

— Пожалуйста, сэр, — от волнения Катрин заломила руки, — нельзя ли мне снова стать Китом Смитом и служить мистеру Таусу?

Капитан задумался, раздувая красные щеки.

— На борту-то вам остаться придется, хотя бы на какой-то срок: ведь пока у нас нет решительно никакой возможности отправить вас на берег. Но женщин на своем корабле я не терплю. Юбки да неприятности связаны, как ночь и день — одного без другого не бывает. Нет-нет! Ни слова больше. Рано или поздно к нам придет очередной фрегат с приказами и чтобы отбуксировать «Courageux» в Англию. Вот с ним-то мы вас и отправим, для дальнейшей передачи вас на попечение материнской родни. Учитесь себе музыке, вышиванию и чего там еще надо уметь благовоспитанным барышням.

— Но, сэр…

— Довольно! — прогремел капитан Баннерман. — Может, вы и дочка маркиза, маленькая паршивая «пороховая обезьяна», но всё равно мне повиноваться обязаны, слышите?

Лицо его угрожающе побагровело, но не успел он продолжить, в дверь поскреблись. Вошедший военный отдал честь всем собравшимся и отрапортовал:

— Помощник боцмана к капитану. Мистер Хиггинс просит уделить ему минуту внимания.

Сердитый огонек в глазах капитана мгновенно угас. Тихонько присвистнув, мистер Баннерман поглядел на первого помощника.

— Просит уделить минуту внимания? Черта с два. Пусть подождет.

Мистер Эрскин поднялся и невозмутимо обратился к капитану Дюпре:

— Не будете ли вы столь любезны ненадолго удалиться, сэр? Чудесное утро для прогулки по палубе, не правда ли?

Француз сардонически повел бровью.

— Вы очень учтивы, мосье, но для пленника вроде меня такая просьба равносильна приказу.

Он сухо поклонился собравшимся и вышел.

— И вы двое, — капитан показал на Джона и Катрин. — Вон.

— Прошу прощения, сэр, — вскинул руку мистер Эрскин. — Если Хиггинс увидит их — особенно Джона Барра — здесь, то не заподозрит ли неладное? Вдруг он даже догадается, что мы знаем про историю с котомкой и кодом?

— Весьма умно, мистер Эрскин, — похвалил капитан. — Ну и что тогда нам с ними делать?

— Разве что спрятать в вашей спальне, сэр.

Капитан Баннерман так и ощетинился.

— «Пороховые обезьяны» в моей спальне? Ну ладно, мистер Эрскин. Раз уж ничего не поделаешь. — Он ткнул толстым мясистым пальцем в сторону Катрин и Джона. — Только троньте мне что-нибудь или хоть пикните — и я велю вас выпороть перед всем флотом, понятно?

— Есть, — начал было Джон, но не успел докончить «сэр», как мистер Эрскин уже открыл дверь и затолкал их с Катрин в соседнюю каюту.

В спальне было темно. Даже здесь, в святая святых самого капитана половину пространства занимала здоровенная двенадцатифунтовая пушка на тяжелом деревянном лафете. В щелки по краям закрытого пушечного порта проникали лишь тончайшие лучики света, и в них Джон разглядел свисавшую с балок подвесную кровать. Катрин уже присела на краешек лафета. Джон устроился рядом.

— Кит — то есть, я хотел сказать, Катрин — прости, мне ужасно стыдно. Я вел себя просто гнусно, — прошептал он.

Кит глубоко вздохнула.

— Не извиняйся. Пустяки. Я понимаю, для тебя это было ударом. И пожалуйста называй меня, как раньше — Кит. А ты на меня точно больше не злишься?