Тайны советской репатриации - страница 3
Поиск выхода из кризиса межсоюзнических отношений со стороны советских органов репатриации, их практические шаги в этом направлении, а также последствия сепаратной политики США и Великобритании в вопросах репатриации говорят о значимости этой проблемы не только в чисто историческом, но и общественно-политическом плане.
Исследование деятельности советских государственных и военных органов по репатриации носит также сугубо прикладной характер. Кардинальные геополитические изменения в Центральной и Восточной Европе, события на Балканах, в Украине, изменение характера международных отношений в последнее время вновь остро поставили проблему беженцев[5], которая затронула и большинство бывших субъектов федерации СССР. В этой связи на первое место выдвинулось правовое положение репатриантов, беженцев и мигрантов, защита их прав со стороны принимающих государств, предоставление им социальных гарантий, оказание различных форм помощи. Изучение негативного и позитивного опыта в решении всех указанных вопросов, извлечение из него уроков позволили бы сегодня менее болезненно решать многие вопросы правовой и социальной защищенности репатриантов, беженцев и мигрантов.
Вместе с тем проблема репатриации советских и иностранных граждан в послевоенное время в научной историографии практически до сих пор не нашла должного освещения, а вопрос о судьбе репатриантов в Советском Союзе является одним из наименее изученных в исторической литературе. Причина кроется в том, что в СССР вплоть до конца 80-х годов вся документация по этому вопросу была строго засекречена. Отсутствие источниковой базы и соответственно объективной информации породило вокруг этой проблемы массу мифов и искаженных представлений.
Не стала ещё предметом фундаментального научного изучения в отечественной историографии проблема возвращения на родину военнопленных и граждан иностранных государств, поскольку в бывшем СССР вопрос о судьбах иностранных военнопленных долгие годы умалчивался. Да и на всех исследованиях как отечественных, так и зарубежных ученых, вне сомнения, сказались идеологические штампы времен холодной войны. Лишь потепление климата в международных отношениях позволило им с большей степенью объективности взглянуть на прошлое, оценить трагическую судьбу сотен тысяч людей, не прибегая к идеологическим стереотипам.
До настоящего времени в отечественной историографии малоизученной остается и проблема репатриации советских граждан, воевавших на стороне Германии против армий союзных держав в так называемых коллаборационистских формированиях, в том числе и власовской Русской освободительной армии. Именно они, наряду с освобождёнными военнопленными и гражданскими перемещёнными лицами, составили третью многочисленную категорию репатриантов.
Сведения о численности советских граждан, воевавших на стороне фашистской Германии, весьма противоречивы и неоднозначны. По данным германского верховного командования, с 22 июня 1941 г. по февраль 1945 г. в немецком плену находилось 5 734 528 советских солдат и офицеров>{4}. Из них во «вспомогательных частях» вермахта и национальных легионах служили, по немецким данным, более миллиона человек>{5}. Некоторые специалисты увеличивают окончательные данные об общей численности бывших советских граждан, сражавшихся в вермахте, в войсках СС, охранных и прочих военных и военизированных формированиях Германии в 1941–1945 гг., до 1,5 млн. человек>{6}.
В результате изучения отечественных и зарубежных источников и литературы автор монографии полагает возможным утверждать, что «восточные войска»[6] составляли примерно около 1 млн. человек>{7}. Из них около 700 тыс. использовались в качестве вспомогательной силы для обслуживания тыла действующей немецкой армии и примерно 300 тыс. человек входили в состав вооружённых сил Германии, это около 180 воинских формирований (национальных легионов и казачьих частей), в том числе русских — 75, из донских, кубанских и терских казаков — 21, туркестанских и татарских (из Татарии и Крыма) — 42, грузинских — 11, из народов Северного Кавказа — 12, азербайджанских — 13, армянских — 8.