Тайны темной осени - страница 3

Стрелка Васильевского острова — далеко впереди. Там же, в перспективе, по правую руку — Петропавловская крепость, по левую — Летний сад. Куда пойти? Можно кинуть монетку, а можно ещё постоять, подумать… Почему-то мне всегда было сложно принимать решения, связанные с выбором из двух вариантов. Направо пойдёшь, налево пойдёшь… и зависаю. Стою, смотрю, ни о чём не думаю, и сделать бы шаг, но никак, не могу, тупик, стена, оцепенение. Зато потом уже никаких сомнений не бывает никогда. Выбрала — всё, поздно проситься обратно, да и время не старая киноплёнка, не отмотаешь назад.

Солнце приглушило набежавшей тучей, и сразу выцвели все краски, обращая мир в жемчужную серость. Я подняла голову к небу и обомлела: в небе стояло вокруг солнца огромное тусклое кольцо-гало. Редкое явление, обычно возникает зимой и сверкает радугой, но сейчас оно было серо-белым, со слабой рыжиной по внутренней стороне кольца, на сером же фоне, солнце в центре — размытый неяркий пятак, и общее гнетущее впечатление, будто город внезапно накрыло огромной металлической крышкой из алюминия.

Прогулялась, называется.

От железного неба на душе стало совсем уже гадостно.

Ветер яростно рванул волосы в очередной раз, дохнул в лицо промозглым холодом, и показалось, будто из-под моста выплывает древняя, тёмная от времени, лодка со зловещей чёрной фигурой на носу. Кинуло в жар, потом в холод, руки судорожно вцепились в холодные перила. Мне даже запах почудился, стойкий запах чего-то страшного, а ведь, я читала когда-то, при шизофрении галлюцинации не пахнут. Они могут быть слуховыми — всякие там голоса, визуальными, — всякие там пришельцы и зелёные черти, но чтоб запахи — никогда.

Я тряхнула головой, отгоняя видение. Видение послушно пропало. Лодка оказалась обычным частным катером, и на носу — да, стоял какой-то мужик, но даже не в плаще, а в обычной одежде — куртка, джинсы. И воздух пах речной сыростью и проезжающими мимо автомобилями, и странное облако протащило — солнце вновь усердно поливало город ослепительным светом…

Это всё следствие утреннего потрясения: не каждый же день видишь трупы! Я оторвалась от перил, пошла по Литейному дальше. Решила бродить по городу, давай броди. И думай о проекте, после завершения которого, очевидно же, надо увольняться. С нынешним боссом кофе не сваришь…

Летний Сад хорош всегда. Его открыли для свободного посещения не так давно, лет семь или шесть тому назад. Эти таинственные зелёные переходы, фонтаны, старые деревья, помнящие те, давние, времена… Парочка лебедей в озере у входа, Порфировая, она же Эльфдаленская, ваза из розового мрамора, подарок шведского короля…

Но по вторникам Летний Сад закрыт, а я об этом напрочь забыла. Так что полюбовалась вазой через забор и пошла на Марсово поле, оттуда — снова к Неве.

Там-то меня и настиг вызов от Ольги. Песня из комедийного какого-то сериала, — «Я птицу счастья свою отпускаю на юг, теперь сама я пою, теперь сама летаю…» Точно про Ольгу! Под её характер, полностью. Как услышала, сразу же скачала и поставила на её звонок.

Моя дорогая, незаменимая, бесценная старшая сестра. Кроме шуток: второй такой нет на свете.

— Что случилось, Римма? — сходу, без здрасьте, интуиция у сестрёнки потрясающая, насквозь видит.

— Ничего, — решила я отмолчаться.

Энтузиазм Ольги не знал предела. Мало того, что человек под вечным феназепамом — мир прекрасен, люди хороши, позитив рулит, так там ещё и энергии — два термоядерных привода в попе. Это я могу сидеть неподвижно, смотреть на бегущую в залив реку, а для неё такое смерти подобно. Движение — это жизнь, не уставала повторять Оля, и, глядя на неё, я понимала: действительно, жизнь. Для неё. Я бы повесилась.

— Ты на работе?

— Нет.

Не врать же. Тем более, уличный шум…

— А где?

— У Невы.

— Римма, — сердито сказала сестра, — тут тебе не Спарта, здесь Питер! Где конкретно?

— Напротив Летнего Сада.

— Через пятнадцать минут буду. Жди.

Я вздохнула, пряча средство коммуникации в сумочку. Впереди меня ожидал сверкающий дождь бодрости и ослепительные лучи позитива. У нас с Олей слишком большая разница в возрасте, она так и не отделалась от привычки опекать бестолковую младшенькую. Правда, теперь опека состояла не в утирании платочком соплей типа