Тайные дневники Шарлотты Бронте - страница 14
Завидев нас, молодые левиты прервали беседу. Мы с мистером Николлсом не общались три недели, с тех пор, как я преподнесла ему корзину, и он окаменел при моем появлении. Оба мужчины повернулись к нам; мистер Николлс с любопытством посмотрел на Анну и Бренуэлла. Викарии одновременно коснулись своих клерикальных шляп и произнесли:
— Добрый день.
— Добрый день, — поздоровалась я. — Мистер Николлс, позвольте представить вам моего брата Бренуэлла и мою сестру, мисс Анну Бронте. Бренуэлл, Анна, это преподобный Артур Белл Николлс, новый викарий Хауорта.
Мистер Николлс пожал руку Бренуэллу и торжественно поклонился Анне.
— Полагаю, я заметил семейное сходство. Весьма рад знакомству.
— Я тоже, сэр, я тоже, — ответили Бренуэлл и Анна.
Эмили, как обычно, промолчала.
— Рад снова видеть вас обоих, — сообщил мистер Грант, когда рукопожатия и поклоны закончились.
Я считала мистера Гранта самоуверенным снобом, начиная от вздернутого носа и задранного кверху подбородка и кончая черными клерикальными гетрами и башмаками с тупыми носами, но он, по крайней мере, был деятельным и истовым приходским священником.
— Вы приехали домой на лето? — поинтересовался мистер Грант.
— Увы, вскоре я должен вернуться, — беззаботно обронил Бренуэлл. — Зато Анна останется насовсем. Наверное, ей надоело работать гувернанткой.
— Что ж, ее легко понять, — заметил мистер Грант. — Сидеть взаперти в деревенском поместье, вдали от остального мира и светского общества, по-видимому, смертельно скучно.
— Мне тоже сначала было тоскливо, — признался брат, — первые три месяца я почти рвал на себе волосы от скуки. Но со временем стало намного веселее.
Анна нахмурилась и быстро сказала:
— Прошу меня извинить, но я очень соскучилась по отцу.
— Я с тобой, — вызвалась Эмили.
Сестры умчались. Мне тоже не терпелось уйти. Я уже собиралась попрощаться, когда Бренуэлл обратился к священникам:
— Джентльмены, не хотите ли присоединиться к нам за чаем? Если не ошибаюсь, Табби и Марта приготовили настоящий пир.
Мистер Грант широко улыбнулся.
— Спасибо, с превеликим удовольствием.
Мое сердце замерло. Я предвкушала праздник в честь брата и сестры в тесном семейном кругу: только мы пятеро. Папа, вероятно, хотел того же. Всякий раз, как мы приглашали за стол местных викариев, я находила их своекорыстными, тщеславными и суетными, а мысль об ужине с мистером Николлсом была мне особенно отвратительна. Бренуэлл, однако, всегда был общительным и дружелюбным. Увы, у меня не было выбора!
— Увидимся в доме, джентльмены, — промолвила я, заставив себя улыбнуться, после чего ринулась по переулку вслед за сестрами.
Когда я миновала двор и вошла в дом, мои ноздри атаковал восхитительный аромат ростбифа и йоркширского пудинга. Сестры сидели на корточках на кухне и охотно принимали восторг и ласки своих собак. Наш мастиф принадлежал Эмили; Флосси подарили Анне ученики, Робинсоны, которые, к ее ужасу, так дурно обращались с прелестным спаниелем, что пришлось забрать его домой и вверить искренним заботам Эмили.
Табби (склонившаяся над кипящей кастрюлей с картошкой) и Марта (достающая пудинги из печи) при появлении Анны радостно вскочили и бросились ее обнимать.
— Мы так соскучились, дочка, — с чувством произнесла Табби, утирая краешком фартука слезы счастья.
— Я ужасно рада вас видеть, мисс Анна, — вторила ей Марта.
Этой жизнерадостной стройной девушке с мягкими темными волосами и приятным лицом было всего семнадцать лет. Она была второй по старшинству дочерью Мэри и Джона Брауна из соседнего дома церковного сторожа. В нежном возрасте тринадцати лет Марта Браун переехала к нам и взвалила на свои плечи самую тяжелую работу по дому.
— Вы с нашим дорогим мистером Бренуэллом всегда любили ростбиф и пудинг, — напомнила она Анне. — На ваше возвращение мы расстарались и приготовили настоящий воскресный ужин, хотя еще только вторник.
— Спасибо вам обеим, — поблагодарила Анна.
— Надеюсь, угощения хватит еще на двоих, — вмешалась я, — поскольку ваш дорогой мастер Бренуэлл только что пригласил мистера Николлса и мистера Гранта к нашему столу.
— Еды всем хватит, — успокоила Табби, — даже таким неблагодарным юнцам, как эти ваши викарии.