Тайные дневники Шарлотты Бронте - страница 38

Я была почти уверена, что джентльмен — француз, и осмелилась обратиться к нему:

— Monsieur est français, n'est-ce pas?[18]

Мужчина вздрогнул от удивления и немедленно отозвался на родном языке:

— Oui, mademoiselle. Parlez-vous français?[19]

По моей спине пробежали мурашки. Хотя я старалась каждый день читать по-французски, я не слышала этого языка с возвращения из Брюсселя; его звуки напомнили, как сильно я соскучилась по нему. Мы с джентльменом несколько минут приятно общались, после чего я осведомилась — к его немалому изумлению и замешательству, — не провел ли он большую часть жизни в Германии. Он признал, что мое предположение верно, и поинтересовался, как я сделала подобный вывод. Когда я объяснила, что уловила следы немецкого акцента в его французском, он улыбнулся и произнес:

— Vous êtes un magicien avec des langues, mademoiselle.[20]

Я наслаждалась остроумной беседой и крайне неохотно попрощалась с французом в Лидсе. Во время поездки я была погружена в воспоминания о Брюсселе.

В Китли дурные предчувствия вернулись ко мне с прежней силой. Час был уже поздний, мне не терпелось добраться до дома, и потому я наняла экипаж.

Стоял ясный летний вечер. В другой ситуации я откинулась бы на спинку сиденья, наблюдая глазами живописца за последними лучами солнца и наслаждаясь его золотистым сиянием над знакомыми просторами лугов и пустошей, ведь как бы ни нравились новые виды, возвращение домой всегда приносит желанное облегчение. Но в тот раз я едва могла усидеть на месте, охваченная тревожными мыслями и необъяснимым опасением, что дома стряслась беда.

Уже почти стемнело, когда экипаж свернул на Черчлейн, миновал дом церковного сторожа и школу и затормозил у низкой стены, огораживающей палисадник пастората. Я заплатила кучеру, он спустил мой чемодан на мостовую и уехал. Направившись к воротам, я заметила среди теней знакомый силуэт. Мистер Николлс — вот уж по кому я не соскучилась! — совершал вечерний моцион. Викарий остановился в нескольких футах и взглянул на меня крайне мрачно и обеспокоенно.

— Мисс Бронте.

— Мистер Николлс. Что-то случилось?

Он помолчал. Внезапно поднялся холодный ветер, такой сильный, что непременно сдул бы мою шляпку, не будь она надежно закреплена. Меня охватил странный озноб, никак не связанный с холодом.

— Разве вы не слышали? — наконец произнес он.

— Что именно? — с растущей тревогой спросила я и обернулась на дом.

Тусклые огни мерцали в окнах нижнего этажа, указывая на то, что кто-то еще не спит. Тут из пастората донеслись вопли. Сердце мое забилось от тревоги и страха, поскольку голос принадлежал Бренуэллу, но не тому, которого я знала и любила, — этот Бренуэлл слишком много выпил.

— О нет!

— Он уже больше недели в таком состоянии, — пояснил мистер Николлс и, взяв мой чемодан, добавил: — Позвольте вам помочь.

Он зашагал к дому, прежде чем я успела возразить. Я поспешила за ним. Обнаружив, что парадная дверь заперта, я постучала. Несколько напряженных мгновений я стояла на пороге, изнемогая от неловкости из-за присутствия мистера Николлса, в то время как в доме раздавались взрывы бессмысленной ярости. Наконец дверь отворилась, и глаза Анны встретились с моими, ее лицо было искажено от горя, безмолвный обмен взглядами подтвердил, что мы обе страдаем.

Я переступила порог; мистер Николлс последовал за мной и поставил чемодан в прихожей.

— Вели своей тупой дворняге не лезть ко мне! — услышала я злобный невнятный крик из столовой.

При мысли, что мистер Николлс стал свидетелем безнравственного поведения моего брата, я вспыхнула.

— Чем еще я могу помочь, мисс Бронте? Возможно, мне следует поговорить с ним?

— Нет! Нет, спасибо, мистер Николлс. Уверена, мы справимся. Еще раз спасибо. Доброй ночи, сэр.

Недовольно нахмурившись, мистер Николлс удалился, и Анна заперла дверь. Я увидела папу в ночной рубашке, он осторожно спускался по лестнице в конце коридора. Мы с Анной поспешили в столовую. В камине остались лишь мерцающие угли, но пламя свечи и последние блекнущие лучи солнца открыли моему взору ужасную картину.

Бренуэлл стоял спиной к двери рядом с черным диваном, набитым конским волосом, и грозил кулаком смущенной и смятенной Эмили, за юбками которой прятался Флосси. Брат шатался, его рыжие волосы и одежда были в беспорядке.