Тайные улицы, странные места - страница 11

— Нет, — серьезно ответил Серега, — трещину она не смогла бы. А вот окно. И фрамугу.

Женьке очень захотелось обозвать его, как Емец говорит — дэбилом. Именно через «э». потому что на такой идиотизм даже обычного слова жалко. Даже ругательного.

— А прикинь, Смола, — зашептал Серега, придерживая друга у стены, пока одноклассники проходили в спортзал через боковой узкий вход, — прикинь, какое кинцо можно б сделать. Приходит такая вся… и потом хлоп — камни рушит, глазами. Ну, всякое там. Чтоб одежда горела.

— Взглядом воспламеняет, — согласился Женька, — видел я такое кино. И про камни, и телку, которая глазами все двигала. Первый не помню, а второй — «Кэрри» называется, старый такой ужастик.

— Тьфу ты. Все уже сняли. Но все равно… — Капча вытянул шею, замахал кому-то рукой, улыбаясь.

— А в роли ведьмы, конечно, Ана, — подначил его Женька.

— Ну да, — согласился Капча, — то ж кино, там все телки обязаны быть красотками.

Домой их отпустили быстро, и вообще из-за обоих происшествий уроки сократили всем, так что к обеду школа уже опустела. Но перед тем случилось еще одно происшествие, и только потом Женька сложит события и поймет, что с самого начала они сплетались в одну цепочку. А тогда, после спортзала, вздрагивающая Манечка попрощалась и погнала их из школы, как стало барашков, бдительно следя, чтоб вышли все.

Во дворе Женька замялся, разыскивая глазами — даже сам не знал, кого в первую очередь — Ану или новенькую. Дернулся от знакомого голоса, резко поворачиваясь.

Женя стояла рядом, держала на плече рюкзак. И он снова расстроился, потому что целых три секунды, пока слышал голос — видел в мыслях ту, которую себе представлял эти три недели, и она не была похожа ни на Ану и уж, конечно, не на реальную Женю.

Светлые глаза смотрели пристально, и он задумался, какого же они цвета? Голубые? Или зеленоватые. Может, серые?

— Лаванда под солнцем.

— Что?

— Бледно-фиолетовый, — пояснила Женя, не отводя взгляда, — такой бледный, какой бывает в очень большую жару. Ты едешь на Азовский фест? Хочешь поехать?

«Она что, меня приглашает?». Женька растерялся. У новенькой было широковатое лицо, квадратный подбородок, а шея, кажется, слишком тонкая. Глаза широко расставлены, и да — по всему лицу рассыпаны бледные веснушки, местами сливаются в неровные пятна, как будто поверх носа, губ и бровей нарисована еле видная карта.

— Н-нет, — ответил, криво улыбнувшись, — нет. У меня дел полно. Извини.

— За что? — удивилась Женя. Пухлые, в трещинках, губы дрогнули в еле заметной улыбке, — я думала, ты поедешь с этой, Ана — да?

Женька пошевелил губами и промолчал. Но проклясть себя за тупоумие не успел, сбоку возникла Ана, за ней тащился шлейф из подружек. Встала рядом с Женькой, кладя руку ему на локоть, и окинула взглядом новенькую. Задержала глаза на потертом рюкзаке с медными подвесками. Подняла тщательные брови, разглядывая белую тишотку и мешковатые джинсы. Троица сдавленно хихикала. Ана вздохнула, выразительно уперев взгляд в ореол легких русых волос, не желающих ложиться вдоль скул и шеи.

— Деточка, вали домой, не мешай, когда взрослые разговаривают.

Прижалась к локтю Женьки упругой грудью в плотном поролоновом лифчике.

— О своих… взрослых… делах… Поняла? — она медленно облизнула губы, прижимаясь крепче.

Женя улыбнулась, почти не размыкая губ. Пожала плечами и пошла, на ходу суя в рюкзак руки и поводя плечами, чтобы поправить его на спине.

— Иди, малолетка! — крикнула вслед Ана, не удержавшись, — а то лезет, где взрослые уже отношения. Правда, Женечка? Вы тоже, идите, я догоню, — велела подружкам.

Те повлеклись прочь, с обожанием оглядываясь.

— Женечка, — нежно продолжила Ана, — я ведь серьезно. Ты такой стал классненький. Нам будет очень хорошо вместе. Ты уже пробовал с кем-то? А, неважно, я все равно лучше всех.

Поднялась на цыпочки, касаясь губами красного женькиного уха:

— Увидишь, что я умею. Как умею. Обещаю, у нас с тобой будет всё!

И, отпустив его, пошла следом за Олей, Лилей и Элей, помахав на прощание ладонью с пальцами, украшенными лиловыми ногтями.

Дома Женька разогрел тушеную картошку, вынув из холодильника старую глубокую сковороду, уселся на табуретку, поставив перед собой электронную книжку, подаренную сестрой. Медленно ел, глядя на четкие буковки фантастического романа и не понимая смысла предложений. Ловя мягкие колечки лука (обычно он, морщась, откладывал их на салфетку — мама ругалась, закатывая глаза), совал на вилке в рот и думал. Пытался думать, сортировал впечатления в попытках увязать вместе, найти каждому свою полочку. Но все разваливалось, как та разогретая второй раз на газе картошка.