Тайные улицы, странные места - страница 40

— Ах… ты… скотина мало-лет-няя…

Женька попятился, прижимаясь лопатками к буграм и выступам позади себя. Его смартфон внезапно погас, как будто слепящий свет фонарика (а никогда же не светил с такой силой), в минуту высосал весь заряд. И он остался в каменном мешке, освещенный совсем уже близким светом из огромной руки противника.

— Дебил недоношенный, — пропыхтел Зяма, перекладывая мобильник в левую руку, — да я…

И тут Женькин телефон заорал. Завыл сиреной, мигая в опущенной руке. Загремел каким-то маршем. Зяма от неожиданности качнулся, зарычал, бесясь еще сильнее от того, что вместо привычного удара приходится постоянно пугаться, занес руку.

Смартфон завибрировал и Женька, пытаясь закрыться, увидел на пылающем яркими красками экране — картинку. На мгновение забыл обо всем, как будто время тоже споткнулось и замерло, чтобы успел разглядеть.

Там, среди светлых плоскостей, уводящих к центру экрана, пылало солнце — огромным алым шаром, еле втиснутым в легкие рамки проема. И на его фоне стояли два силуэта — мальчик и девочка. Держались руками.

— Э, — сказал Женька, удивившись так сильно, что повернул картинку к Зяме, словно приглашая того тоже посмотреть.

И удивился еще сильнее, когда тот заорал, роняя мобильник и хватая себя за лицо. Из-под растопыренных пальцев бежали слезы, сверкая в могучем алом свете, что исходил из экрана. Шатаясь, Зяма шел вперед (а Женька так понадеялся, что тот развернется, отступит), хрипел что-то, набычивая стриженую башку.

Женька выставил перед собой смартфон, пытаясь светом удержать нападение. И вдруг заорал, как кричал косматый мрачный хозяин Меотиды:

— Соларис! — орал Женька, выпрямляясь под низким сводом, а еще кричал, — Со-ла! Со-ла-рис!

И замолчал, оказавшись в кромешной темноте, полной устойчивого теплого ветра. Сильнее сжал в пальцах мобильник, не понимая, что происходит — он стоит, или — летит? Или падает со скалы?

Другую руку нашли теплые пальцы. Рядом услышался смех.

— Ну ты и орал, — сказала Женя, потянула руку, увлекая его вперед — быстрее и быстрее, — я думала, у меня уши отвалятся.

— Я…

— Помолчи пока, — она дернула его за руку. И снова засмеялась, слушая, как он кашляет, наглотавшись тугих ветреных потоков, — не успела. Извини. Я скажу, когда можно говорить.

Сверху посвистывало что-то, пролетая, нет, успел подумать Женька, наверное, это мы. Летим. И тут же крепко приложился темечком в это пролетающее. Но не отключился, просто от боли стало вообще все равно — летят или бегут. И куда.

— Готово, — деловито сказала Женя, отпуская его руку.

— Охх, — ответил Женька, ощупывая макушку пальцами.

— Кай-Соларис-Фейе-Нот! — прогремел мужской голос над их головами, — как это понимать?

И снова Женька сидел на давешней тахте, тихонько ерзая по буграм старого одеяла, а Женя, намочив тряпку, прикладывала ее к ушибленному затылку. Голову Женька опустил и даже глаза прищурил, смутно видя через ресницы свои босые ноги. Пыльные, вспомнил, и постарался поглубже задвинуть их под тахту.

— Не дергайся, — попросила Женя.

У нее были сильные, уверенные руки, но двигала она ими немного резко, будто слегка злилась.

Разглядывая пол, Женька мог не смотреть на высокую фигуру, которая загородила дверной проем. Но вот уши заткнуть не мог.

— Если ты будешь увиливать от ответов, мисс Дженни, сама знаешь, что случится! — громыхнуло от двери.

За спиной хозяина мемекнула коза, а дальше, из глубины двора всполошенно заорал петух и следом за его воплем пронесся собачий лай.

— Тихо там! — рявкнул дядька в ночную глубину двора.

Женька поежился, снова стараясь, чтоб незаметно. Еще ниже опуская голову, удивился. Почему она молчит? С тех пор, как у самых ворот ее встретил своим громовым криком этот вот, размерами похожий на памятник, она ни слова ему не сказала, только взяла Женьку за руку и провела мимо, потом обогнула дом, нырнула в дверь между знакомых огромных окон, включила неяркую лампу под потолком, усадила и занялась очередным Женькиным ранением. А косматый не отступал, все время оказываясь рядом: позади них на дорожке, обок — когда входили в задний двор, и вот теперь — загородил выход, так что и не сбежать. Если что.