Тайный дневник да Винчи - страница 22

стр.

— А-а! — жалобно, отчаянно вскричал в ночи Чезаре, внезапно просыпаясь. Он зажал уши руками, пытаясь заглушить, отгородиться от жуткого пения.

В спальню вбежал слуга.

— Что с вами, синьор? — спросил юноша, поднимая повыше канделябр. Пламя свечей дрожало, также как его голос.

— Что? — пробормотал Чезаре, еще не опомнившись.

— Синьор! Боже Всевышний!

Юноша увидел нечто настолько ужасное, что с испугу выронил канделябр. Подсвечник упал на пол и разлетелся на части. Горящие свечи выскочили из гнезд и покатились к кровати Чезаре. Покрывало занялось почти мгновенно. Когда пламя охватило постамент ложа, Чезаре справился наконец со своими смятенными чувствами и, спасаясь, выпрыгнул из кровати. У дверей он натолкнулся на остолбеневшего слугу. Несчастный стоял неподвижно, уставившись в одну точку, и вытянутой рукой указывал в том же направлении пальцем. Он не вымолвил ни слова даже после того, как хозяин с бранью велел ему звать на помощь. Только тяжелая оплеуха вывела его из транса.

— Синьор, вы видели?! Видели?!

— Видел — что? — переспросил Чезаре со страхом. Его кошмарный сон, а теперь еще это.

Слуга не посмел ответить. Теперь он понимал, что повел себя безрассудно. Ему просто почудилось, и он представил, как отреагирует хозяин, узнав, что именно почудилось. Но видение казалось таким реальным… Пожар разгорался, подобно живому существу, пожирая все на своем пути.

— Говори! — потребовал Чезаре, встряхнув его за плечи.

— Это… ваш отец! Ваш отец на кресте, в огне.

Настоящий огонь и густой черный дым без посторонней помощи подняли на ноги кое-кого из слуг. Они разбудили всех остальных, и вскоре пламя удалось сбить и залить водой. Еще немного, и пожар набрал бы разрушительную силу, уничтожив все дотла.

Чезаре вышел на воздух. От слов юного слуги сжималось сердце. Отец в огне, на кресте! И его собственный кошмар! Подобные знамения никого не оставили бы равнодушным, кроме, возможно, человека глубоко религиозного, кто верует, что Бог убережет его от зла или по крайней мере дарует вечное спасение в царствии Небесном. Но Чезаре был суеверен и терзался страхом. Он искал способы подкупить, умилостивить суровое карающее божество: оно являлось его образом и подобием, отражением черной души. Бесполезно. Внушительное собрание реликвий, включая Синдон, не смогло остановить или задержать падение Чезаре. Падение, становящееся все более головокружительным.

А теперь еще ужасные предзнаменования: кровь, горящий крест, мертвецы, требующие отмщения.

Чезаре посмотрел на луну, поднявшуюся высоко над горизонтом и походившую на обледеневший снежный диск. Его не оставляло ощущение, будто самый тяжкий грех из всех своих грехов он совершает в настоящий момент. Юноша и девушка, наследники крови. Потомки Христа. Однако он верил: это прегрешение поможет очиститься от скверны и восстановит его земную власть.

Чезаре вернулся в крепость. По крытой галерее, уводившей вниз по спирали (вроде винтовой лестницы), он спустился в глубокий подвал, где находилась темница. В одном из застенков, самом большом и мрачном, томился пленник: юноша, похищенный Чезаре. Он сидел, привалившись к дальней стене, с кандалами на руках и цепью, обмотанной вокруг оконной решетки высоко над головой. Когда юношу привели в тюрьму, он еще поначалу держался на ногах. Выглядел юноша плачевно. Он почти не ел, одежда его превратилась в грязные лохмотья. Но он сохранял спокойствие и не сетовал на судьбу. На лице, сквозь грязь, проступало выражение бесконечного достоинства.

Чезаре не решился убить его. Он рассчитывал, что мальчик умрет сам от истощения. Чезаре не осмелился умертвить пленника своей рукой или отдать преступный приказ. А ведь его совесть отягощало немало убийств. Но трогать юношу он не стал — святотатственно и слишком опасно. По его извращенным понятиям заморить человека в темнице голодом (день за днем надзиратель давал пленнику только кусок черствого хлеба и капельку воды) являлось менее чудовищным преступлением, чем перерезать ему горло или сбросить с крепостной стены. Может, Чезаре Борджиа и в самом деле постепенно сходил с ума.