Тайный голос - страница 19

Мама спросила:

– Почему бы тебе тоже не погулять? Если ты на пару часов оставишь братьев со мной и с няней, их никто не украдёт.

Кора спустилась вниз. Мяч был у Паолетты, которая, бросая его о стену, напевала:

Стукну один – выйдет арлекин;

Стукну два – выйдет вдова;

Стукну три – выйдут звонари;

Стукну четыре – выйдут понятые;

Стукну пять...

Кто должен выйти на пятый раз (откуда выйти? и где он был раньше?), у сестёр уверенности не было, и они сразу же перессорились: одна говорила, что «мать», другая – что «зять», а третья и вовсе считала, что надо «начинать опять». Непростое это дело – рифма.

Потом Донателла договорилась до того, что и «понятые» перестали ее устраивать. Всех тех, кто, как и Кора, в школу еще не ходил, права голоса в этом вопросе она лишила.

– Смотрите! – вдруг прошептала Паолетта, почти не дыша.

На выросшую у края тротуара жёлтую маргаритку, простенький цветочек с короткой ножкой и неприятным запахом, которые садовник бабушки Иды называл сорняками и в два счета выпалывал тяпкой, уселась бабочка. Должно быть, нектар у маргариток, несмотря на всю их невзрачность, очень сладкий, потому что бабочка блаженно присосалась к цветку и не замечала тихо подкрадывавшуюся Паолетту.

Та же, в свою очередь, время от времени поглядывала на солнце: ведь если её тень ненароком спугнёт красавицу, та попросту улетит.

Стараясь не издать ни звука, Паолетта вытянула руку и резко сжала большой и указательный пальцы – словно клещами ухватила.

– Есть! – воскликнула она.

Кора и другие девочки бросились посмотреть. У бабочки были жёлто-коричневые крылья с золотыми прожилками. И ей было страшно. Не в силах двинуться, она лишь дёргала тонкими ножками, а две антенны на голове трепетали, стараясь уловить колебания воздуха.

– Бедняжка, она же вся дрожит, – заметила Чечилия.

– Отпусти немедленно! – сердито велела Донателла.

– Я сама её поймала и могу теперь делать с ней всё, что захочу, – заупрямилась Паолетта.

– Например?

– Например заберу домой и положу под стекло!

– Ну, ты даёшь! Она же задохнётся! – возмутилась Чечилия.

– И что с того? Дядя Диомед вообще накалывает их на булавки и складывает в коробку со стеклянной крышкой, – не сдавалась Паолетта.

– Тогда он убийца, – уверенно заявила Кора. Жаль, конечно: дядя Диомед ей очень нравился. Но зачем же убивать бабочек? Об этом даже в стихах про Крошку Терезу говорилось (собственно, их-то сейчас и цитировала пленница своим Тайным Голосом):

О, зачем меня вы поймали,

Зачем крылышки мне поломали?

Отпустите скорей, ведь я тоже,

Как и вы, живая тварь Божья!^>[1]

Зачем Бабочка обзывала себя «тварью», Кора не знала. Звучало странновато. Впрочем, она сама раньше в церкви слышала «помоемся» вместо «помолимся» и очень жалела монахинь, вынужденных ходить грязными. А вот то, что Бабочка говорила вместо «крылья» более поэтическое «крылышки», странным не казалось: бабочки по природе своей существа возвышенные, а потому не одобряют неправильных стихотворных размеров.

Паолетте ещё не было шести, а значит, она совершенно точно могла слышать Тайный Голос, однако жалости к этим мольбам не проявляла.

А вот Чечилия, которой уже почти исполнилось восемь, была девочкой сострадательной и страшно злилась на двоюродную сестру.

– Смотри, Паолетта, если ты сейчас же её не отпустишь, я скажу бабушке, что это ты разбила фарфорового Пьеро, – пригрозила она.

– Ах, ты шпионка!

– Лучше быть шпионкой, чем убийцей бабочек.

– Кто шпионит, того не любят ни Иисус, ни Мария! Так что ты отправишься прямиком в ад!

– Глупости! Если кто и отправится в ад, то вовсе не я. Вот скажу твоему отцу, что это ты уронила его Ногу, так что теперь на ней вмятина!

– Только попробуй!

Сестры бросали друг на друга убийственные взгляды, но Паолетта лишь сильнее сжимала пальцы на крыльях бабочки, а та все умоляла:

– Ай! Прекрати! Так ты меня пополам переломишь!

– Отпусти её! Не видишь, ей больно! – закричала Кора.

– Не лезь! – грубо ответила Паолетта.

– Кора права, отпусти её! – вмешалась Донателла.

– Нет.

– Как это нет? Может, хватит уже? Ты младше, а значит, должна меня слушаться. Отпусти её! – Донателла поймала сестру за запястье и выкрутила ей руку. Хватка Паолетты ослабла, и бабочка улетела, но на пальцах остались следы жёлтой, коричневой и золотой пыльцы.