Тайный идеал тамплиеров - страница 12

Король Иерусалима Балдуин II отдает в распоряжение Гуго де Пайена и Годфруа де Сент-Омера часть своего дворца на месте бывшего храма царя Соломона

Миниатюра из «Истории деяний в заморских землях» Вильгельма Тирского.

XIII в. Национальная библиотека Франции, Париж. Фото репродукции

Более того, поскольку жили они на месте бывшего храма Соломона, то в течение этих десяти лет они раскапывали подземные помещения храма. Слишком много места для девяти рыцарей, к тому же давших обет бедности! Для чего столько места, столько комнат, для чего раскапывать конюшни, внутренние помещения, для чего просить все новые и новые части дворца, пока он полностью не окажется в их распоряжении?

Это все детали, которые, если не уделить им внимания, останутся незамеченными, а история пойдет своим чередом. Но если мы обращаем на них внимание, то все время возвращаемся к вопросу: почему?

Известно, что тамплиеры начинают получать пожертвования, что многие впоследствии к ним присоединяются, многие им помогают. Но как быть с теми пожертвованиями, которые они получали еще до того, как орден был создан? Люди, которые делали пожертвования, – почему они их делали? Кому шли эти дары, если ордена еще не существовало ? Что происходило? Что здесь готовилось? Действительно ли орден возник спонтанно, или за этим стояло что-то, что поддерживало весь этот процесс, а в определенный момент вывело его на поверхность?

В чем заключается миссия тамплиеров? На первый взгляд, она предельно ясна: заботиться о дорогах, защищать паломников, потом создать орден монахов-воинов, и все для тех же целей – для защиты Гроба Господня, для защиты религии, для защиты традиций Запада… Но нам такая миссия кажется слишком простой, слишком похожей на миссию других орденов, существующих к тому времени. Какая нужда создавать для этого особый орден, да еще мобилизовать для его учреждения практически всю западную церковь – ведь на том знаменитом соборе в Труа, где было провозглашено создание ордена Храма, собрались все?

Мало того, в последующие двадцать лет после основания ордена тамплиеров начинают, как по волшебству, возникать ордены того же типа, в которых монахи – это не только монахи, но также и воины.

В древних цивилизациях, как на Востоке, так и на Западе, существует такое понятие, как воин-жрец. Например, в Индии, когда речь идет о четырех знаменитых индийских кастах (не о социальных кастах, которые мы знаем сегодня, но о древних кастах духовного плана), мы видим, что жрец и воин составляли единое целое. Жрец – это тот, кто знал и оглашал законы, кто придавал упорядоченность формам жизни. А воин защищал эти законы ценой собственной жизни. Единство между этими двумя типами людей было столь тесным, что порой оба качества объединялись в одном человеке.

На Западе Платон в своем «Государстве» говорит о «золотых» и «серебряных» людях. «Золотые» люди – это мудрецы, «серебряные» люди – воины. Снова – монахи и воины. И требуется тесное единство между ними, чтобы государство, о котором говорит Платон, могло развиваться. Есть ли нечто подобное у тамплиеров?

Иногда кажется, что первые десять лет, которые эти рыцари проводят на месте храма Соломона, посвящены не только раскапыванию нового пространства для более комфортного жилья. Кажется, будто они ищут что-то. От всех их поездок, встреч, указаний возникает ощущение, что они стремятся спасти нечто чрезвычайно ценное.

Некоторые авторы прямо заявляют: то, что тамплиеры стремятся спасти, то, что они так долго ищут и что, предположительно, находят в Иерусалиме, – это Ковчег Завета со Скрижалями Закона внутри.

Если мы хотя бы чуть-чуть отойдем от мертвой буквы, к которой привыкли, то сможем припомнить слова из книги Бытия: «И создатель сказал – я создал этот мир по числу, весу и мере». Возникает впечатление, что мир строится в соответствии с математическим Законом, который правит всей вселенной, что Великий Творец основывался на нескольких изначальных и неизменных архетипах.

Конечно, этот Закон находится на высоте того, кто способен его истолковать и исполнить. А мы же – мы просто люди, и со своей научной точки зрения мы способны лишь смутно разглядеть ограду Закона, стараясь доступными нам средствами постичь, каким же он может быть.