Тайный обожатель - страница 26

Оля ревниво подумала, что Хастад отправился искать кого-то, чтобы утолить сексуальный голод, так сказать, снять напряжение. От этой мысли в её душе поднялось такое возмущение, что она зарычала, совсем по-звериному, злобно, угрожающе. Она привыкла считать великана своим и ничьим больше.

Потом, здраво поразмыслив, Оля пришла к выводу, что великан – это не домашний питомец, а разумное существо, свободное, но не подходящее ей в качестве мужчины.

Её вполне устраивало, что великан готовит еду и занимается прочими бытовыми делами. Она считала его довольно милым и уже не приходила в ужас при его появлении. С такой внешностью он легко мог стать безжалостным убийцей, а он… печёт по вечерам на кухне пироги.

Жаль было бы отпускать его. Но если уж он решил отдалиться, то как тут удержишь?

О великаньей природе Оля ничего не знала, но ощущала, что с появлением иномирного жильца её жизнь стала полнее.

***

– Ты будешь смотреть со мной фильм? – крикнула Оля. Она с утра не видела Хастада, но знала, что он прячется где-то неподалёку.

Хастад появился в комнате с планшетом в руках, чтобы Оля не подумала, что он нарочно избегает её.

– Сядь рядом, – попросила она.

Он сел, но повернулся к ней спиной.

– В чём дело? Если не хочешь больше здесь жить, тебя никто не держит.

– Нет. Хастад не может быть близко.

– Это ещё почему?

Он рыкнул, не желая отвечать, или, может, не зная, как сформулировать чёткий ответ.

Оля сама подобралась к нему и внимательно посмотрела на него. Хастад прикрыл планшетом область паха и весь напрягся.

– Ты совсем идиот? – побагровела от возмущения Оля, когда поняла, в чём дело. – Даже думать об этом не смей! Проваливай! Видеть тебя не хочу! – она вернулась на своё прежнее место и включила фильм.

Когда фильм начался, Хастад уже испарился.

***

Первые пятнадцать минут Оля негодовала про себя: «Это ж какая наглость – хотеть трахнуть меня!» Но вскоре поняла, что слово «наглость» здесь неуместно, да и Хастад вовсе не домогался её. Великан сам стеснялся своих проявлений.

Оля не запомнила сюжета фильма, но по его окончании сильно жалела, что погорячилась. Она представила, что великан вдруг исчезнет навсегда, а ведь она успела привязаться к нему…

– Хастад? – окликнула она, но никто не отозвался.

«Зря я погорячилась…» – расстроилась она. В носу появилось противное щекотание – предвестник слёз.

Оля чертыхнулась и уткнулась лицом в собственные колени. В её голове роились мысли, что нельзя привязываться к существу, от которого можно ожидать чего угодно, что их общение не может вечно оставаться дружеским, и что влечение к ней Хастада опасно для неё. Ей казалось, что никогда в жизни она так не нервничала.

Засыпала она на мокрой от слёз подушке, внутренне злорадствуя над собственной наивностью.

Хастад сидел на кухне и ждал, пока Оля уснёт. По её дыханию он слышал, что она чем-то расстроена, и думал, что это по его вине. Так он просидел, по меньшей мере, три часа, и только когда Олино дыхание выровнялось и стало медленным, тихонько устроился на полу рядом со спящей девушкой.

Он с волнением наблюдал, как Оля ворочается во сне, а когда из-под одеяла случайно показывалась её голая нога или бедро, Хастад снова чувствовал, что его штаны вот-вот лопнут по швам.

Ночью Оля проснулась и обнаружила великана, спящего сидя возле дивана.

– Эй! – позвала она.

Хастад встрепенулся и исчез.

– Нет! Не уходи!

Он тут же появился снова.

– Хола больше не злится?

– Я не должна была злиться на тебя, – Оля взяла великана за руку. – Просто тебе нужна женщина.

– Хола – моя женщина, – нахмурил брови он.

– Хастад, я человек, а ты великан, – в который раз повторила она. – Я тебе не подхожу. Мы можем быть только друзьями.

– Мне не нужна другая женщина. Ты – моя женщина, – упрямо повторил он.

– С тобой просто бесполезно разговаривать! – снова разозлилась Оля. – Временами ты меня адски бесишь!

– Что такое «адски»?

– Это значит, очень сильно.

– Понятно.

– Почему ты спишь сидя?

– Я на тебя смотрел, – бесхитростно ответил он.

– Зачем?

– Я хочу на тебя смотреть.

Если бы он сказал, какая она красивая, Оля снова прогнала бы его. Ей не нравилось, когда о ней судили по внешности. Она сама не понимала эту странность: когда в юности её обзывали каланчой, это воспринималось ею, как ерунда, но стоило кому-то восхититься её красотой, кровь в жилах вскипала от негодования. Оля не считала себя красавицей и комплименты казались ей неискренними.