Театр души - страница 5

Особая форма пагубного пристрастия разыгрывается теми, кто использует людей, словно наркотики, эксплуатируя их, а не обмениваясь с ними. Такие пациенты часто раскрывают перед нами трагическое неверие в свое право на непрямые либидинальные и нар-циссические сублимации, которые предоставляет Переходный театр. Не сознавая, что они используют других в качестве замены объектов, недостающих их внутреннему психическому миру, они боятся аннигиляции, если другие не исполнят их ожиданий. Их сценарии не являются ни невротическими, ни психотическими творениями; они, скорее, заимствуют и тот и другой образ мысли и действий. Эти характерные симптомы трудны для «постановки», поскольку они требуют сотрудничества Я других людей, которые должны соглашаться на роли, отведенные им в личном театре субъекта. Наркотическое использование других как артистов для своего тайного сценария основано на том, как постулировано субъектом Невозможное, а именно, на условии, что другие существуют только как часть его самого. В то же время режиссер зависит от потребностей и желаний других и в этой мере вынужден подчиняться требованиям Возможного. История Белоснежки, рассказанная в главе 3, — пример одного из многих способов, которыми мы можем, сами того не зная, использовать Я другого, чтобы как-то справиться с невыносимыми чувствами. Выражение ненависти, гнева, вины и никчемности примысливается другому, и он соответственно наказывается.

И наконец, мы подходим к слабее всего освещенным сценариям, принадлежащим психическому театру: к сюжетам, персонажи которых выходят на сцену в виде глубоких изменений биологического функционирования тела. В таких пьесах псюхе, кажется, оставила борьбу, позволив соме ставить свои спектакли, по сути своей бессловесные. Важно отличать психосоматический театр от невротических сценариев истерической природы, в которых тело используется символически, а также от тех, которые создаются в психотическом театре тела, где ипохондрический бред или настоящие увечья тела призваны выражать психические темы. В отличие от психосоматических драм, они рассказывают истории, и ключевые слова сюжета могут быть, в конце концов, расшифрованы в ходе аналитического процесса.*

Мы должны, следовательно, принимать во внимание природу этих «историй без слов», составляющих репертуар психосоматического театра тела. Большинство людей интуитивно признает болезнен-

Театр тела подобного рода подробно обсуждался в другом месте. См. «Plea for a Measure of Abnormality» (New York: International Universities Press, 1980), («Простим слегка сумасшедших», главы с 9 по 12). Здесь и далее примечания автора.

ный, и все-таки несущий успокоение факт, что их невротические творения, их извращенная и наркотичная активность и даже их психотическая продукция содержит скрытый смысл и, следовательно, принадлежит им, тайно желавшим выстоять в жизненных бурях или нуждавшимся в них. Когда мы подходим ближе к психосоматической продукции псюхе, которая, как кажется с первого взгляда, вовсе не стоит на стороне жизни, наша уверенность постепенно исчезает. А причина для необъявленных представлений психосоматической драмы (ибо мы редко бываем предупреждены о драматичных физических заболеваниях) состоит в том, что разум не имел дела с множеством восприятий, ощущений и аффектов, которые в норме настоятельно потребовали бы психической репрезентации. Они были радикально отделены от психического осознания, и так произошло расщепление тело/разум.

В нашей попытке реконструировать туманный сюжет телесного расстройства, на психоаналитической сцене появляются странные создания, «тела-вещи», первично эротизированные органы и чувства, скрывающиеся как сказочные чудовища в кулисах театра сознания. У этих причудливых персонажей всего по несколько слов. При недостатке текста роли они склонны привлекать к себе внимание жестами или внезапными физическими проявлениями в виде слез или дрожи; если они все-таки прибегают к словам, то слова скорее служат энергетической разрядке, чем потребности нечто сообщить. В глубинах любой индивидуальной психики скрывается много таких архаичных персонажей, и они склонны появляться на сцене, когда в неисправности весь остальной психический репертуар. Главы 4 и 8 — попытка концептуализировать эту странную театральную продукцию, отсоединенную от слов пациента.