Театральные записки (бриколаж) - страница 14
Интеллигентные хозяева – она ленинградка, он абхазец, кавалер двух орденов Ленина и многих наград, живущие зимой в Ленинграде, летом в Гагре.
Когда Ирина Андреевна привезла меня к ним, – пришли в состояние шока, куда же помещать «этакую знаменитость», т. к. весь громадный двухэтажный дом был перенасыщен родственниками (дальними и ближними), детьми, и друзьями детей, детьми друзей, внуками и друзьями внуков и, наконец, внуками друзей. Кошмарическое для хозяев кавказское гостеприимство.
Но и этого мало. Наш очаровательный хозяин (75 лет), будучи в Ленинграде 9 мая по кавказскому обычаю пригласил всех, оставшихся в живых однополчан, – в числе 29 человек, – в гости летом в Гагру. Все двадцать восемь именно так это и восприняли, – как кавказский тост, и только одна, – не знаю даже, как её и именовать, – оказалась она моржихой, – вы знаете, конечно, что моржи – это люди, плавающие в прорубях. И вот эту теперешнюю моржиху наш прекрасный хозяин видел в своей жизни два раза. Первый, – когда он на фронте ехал в машине со своим комполка, и оба увидели на военной дороге регулировщицу, перекинулись фразами, и комполка взял её на свою машину и женился на ней.
Стоп! Стоп!
Начала я писать об этой женщине, судя по тому, как о ней говорили все, населяющие этот дом. Она же пришла 9 мая 1977 года в День победы к однополчанам уже умершего мужа-генерала!..
Соберу все письма и привезу вам лично.
Ванька-дурак тоже сломал ногу. Навещаю-посещаю между всеми делами.
Всё! Сплю!
Целую всех моих мартышек!
Ваша Зэмэ
осень 1977 г.*
Быстро-быстро напишу вам под каким впечатлением прошёл сегодня весь мой трудный день. Ковыляю я к такси у Ланской, – и вдруг вижу большую цементную лестницу, и на ней мелком написано таким первоклашкиным почерком: МАМА Я ПЕРЕОДЕЛСЯ.
Ну, с ума же можно сойти от этого малыша, так любящего свою маму.
Вот, она придёт с работы и сразу успокоится, – он снял свою школьную форму, напялил на себя что-то другое и полез в лужу.
За этим, мама я переоделся, – такой трогательный характер и такая семейная, наверняка, не сложившаяся судьба и малыша, и мамы.
И целый день я репетирую, играю, – а эта мама и этот Сын не покидают меня. Думаю о них, и настроение у меня такое светлое. И роль, которую я репетирую сейчас во Дворце Искусств, из-за этого «мама, я переоделся», – вдруг наполнилась таким неожиданным даже для меня смыслом, таким светом.
осень 1977 г.*
Это написано давно, но пока прочтите хотя бы это, чтобы вы не думали, что я о вас не помню.
На меня сейчас, слава Богу, навалилось столько работы. В квартире моей, мягко говоря, худо-беспорядок. Ну, что же делать, уезжаю из дому в 8 утра, возвращаюсь в час ночи, – до беспамятства уставшая и счастливая.
Вы знаете, что я недавно обнаружила, – что я очень хорошая артистка, а?
Сыграла в «Дачниках» нелюбимую роль Ольги Алексеевны, докторши, с двух репетиций, – заболела Эмма Попова.
Ну, там все говорят, какое-то открытие в этой роли я сделала, что я смешная и трогательная, наши кассирши заволокли меня в свою кассу, уговаривали играть только эту роль, – не надо тебе играть «эту зануду» (это про мою-то любимую Калерию)!!!
Ксана, вы, конечно, помните девочку Ксану[15], – да! девочка-Ксана отметила своё тридцатилетие. Она заметила, что это пятая Ольга в моей биографии: Ольга Прозорова, Ольга Шеметова, бабушка Ольга в «Я, бабушка, Илико и Илларион», Ольга Берггольц. И эта – пятая.
Нет, – нет, – нет! Я свою Калерию никому не отдам. В ней есть личность, тема, трагедия…
1977 г.
Родная Зэмэшка!
Если сможем, мы больше не будем писать Вам письма, вы поразили нас выразительностью и грамотностью своих.
Ваше умение видеть жизнь уникально, и не просто видеть, но и чувствовать, проживать каждое мгновение с предельной отдачей. Вы умеете жить сейчас, в данную минуту, секунду. Может быть, поэтому жизнь Ваша, словно состоит из сотни жизней, которые можно было бы раздать другим людям, жизнь которых тоже была бы интересна, но без Ваших взлётов и падений, без Вашей пронзительности и мудрости, без мгновений творческих откровений.
Ваш любимый знак препинания – тире, знак паузы, вздоха, широко раскрытых глаз, восторга перед тем, что сейчас должно произойти.