Тебе лишь нужно убивать [жесткая версия] - страница 7

— Если я не буду носить его сегодня, то когда ещё?

— Как насчёт завтра, когда мы выдвигаемся?

Я чуть не упал с кровати. На миг мои глаза задержались на солдате, лежащем на соседней от меня койке. Он листал порно-журнал. Потом я уставился в лицо Йонабару.

— Что ты имеешь в виду под завтра? Они отсрочили атаку?

— Нет, чувак. Всегда было завтра. Но наша секретная миссия добычи бухла начинается сегодня вечером в девятнадцать сто. Мы нажрёмся до чёртиков и проснёмся утром с адским похмельем. План, который даже штаб-квартира не сможет похерить.

Стой. Мы вломились в военный магазин прошлой ночью. Я помню всё до мелочей. Я нервничал, потому что это была моя первая битва, так что я решил свалить немного раньше. Я вернулся к своей койке и начал читать тот детектив. Я даже помнил, как помогал шатающемуся Йонабару забраться на кровать, когда тот пришёл с попойки, вдоволь нарезвившись с дамами.

Если только — если только мне и это не приснилось.

Йонабару ухмыльнулся.

— Не очень хорошо выглядишь, Кейдзи.

Я взял роман с кровати. Я прихватил его с собой, чтобы читать в свободное время, но я был так занят строевой подготовкой, что он продолжал валяться на дне моей сумки. Я помню, как думал о том, насколько это иронично, не найти времени на чтение до того дня, когда я вроде как могу умереть. Я открыл книгу на последней прочитанной странице. Американский сыщик, который якобы являлся экспертом по вопросам Востока, обсуждал тонкости зелёного чая, как я и помнил. Если сегодня был день перед битвой, когда я читал книгу? Тут даже не пахло здравым смыслом.

— Слушай. По завтрашней операции ничего такого.

Я моргнул.

— Ничего такого, да?

— Просто одержи победу, не выстрелив никому в спину, и с тобой всё будет отлично.

Я хрюкнул в ответ.

Йонабару сложил руку в форме пистолета и направил указательный палец себе в голову.

— Я серьёзно. Если переволнуешься, превратишься в тыкву — потеряешь свой разум до того, как им выпадет шанс вынести тебе мозги.

Парень, которого я заменил, немного тронулся, и они убрали его с линии фронта. Говорят, он начал ловить сообщения о том, что человечество обречено. Не то дерьмо, которое хочется слушать пилотам тяжеловооружённых Жилетов ОСО. Может, это и не приносило столько же вреда, сколько приносит сам враг, но в этом всё равно не было ничего хорошего. В битве, помимо того, что ты должен быть здоров душой и телом, ты ещё и должен выполнять свой долг. Я только прибыл на линию фронта, даже не видел никаких боевых действий, и у меня уже начались галлюцинации. Кто знает, что за сигнальная лампочка перегорела в моей голове.

— Спросишь меня, если кто-нибудь пройдёт битву и не будет после этого слегка дурачиться, у этого кого-то шарики за ролики заехали, — ухмыльнулся Йонабару.

— Эй, не пугай свежее мясо, — запротестовал я. Я, в общем-то, не был напуган, но во мне росло замешательство.

— Только посмотри на Феррела! Единственный способ совладать с этим, это отбросить всё, что делает из тебя человека. Такой чувствительный, беспокойный индивидуал, как я, не подходит для сражений, и это истина.

— Я не вижу ничего неправильного в сержанте.

— Это не вопрос о правильном и неправильном. А вопрос о сердце из вольфрама и мышцах, которые настолько велики, что пережимают приток крови к мозгам.

— Я бы не заходил так далеко.

— Затем ты будешь втирать нам, что Буйная Топорита — это ещё один пехотинец, как все мы.

— Ага, ну, что касается неё… — и болтовня так и продолжалась, туда, сюда, обратно, как мы всегда делали. Наше поливание грязью Риты достигло своего пика, когда появился сержант.

Сержант Феррел Бартоломе был шире в поперечнике, чем кто-либо ещё в нашем взводе. Он пережил множество сражений, он был больше, чем солдат, он был клеем, который удерживает нашу роту вместе. Говорили, что если засунуть его в центрифугу, получишь 70 процентов старшего брата, 20 процентов беспощадного инструктора по строевой подготовке и 10 процентов армированного углеволокна. Он сердито зыркнул на меня, потом посмотрел на Йонабару, который собирал в кучу наши признания. Его сердитый взгляд стал ещё более сердитым.