Тебе посвящается - страница 13

стр.

Дальше все пошло вроде бы так гладко, как он мечтал, а может быть, и лучше.

Быстро уговорились пойти в Третьяковскую галерею, взяв в провожатые «художника получше» из шефствующего над школой Союза художников. Пригласить провожатого надоумил худенький мальчик, по фамилии Хмелик, не поверивший при знакомстве у забора, что Валерий с Игорем — достаточно крепкая защита от поджидающих в переулке хулиганов.

Без фуражки Хмелик был еще менее мужествен, он казался таким маленьким и беззащитно-домашним, что Валерий, забывая, что перед ним пятиклассник, умилялся связности его речи.

Потом все прямо-таки загорелись идеей совершить зимой лыжную вылазку, а летом — недельный шлюпочный поход, подобный тому, в котором Валерий участвовал сам, еще пионером. Некоторые ребята заявили, что тотчас вступят в школьный географический кружок, потому что именно кружок будет готовить походы по воде и по суше.

Под конец порешили непременно ходить сообща на все детские и юношеские фильмы и затем обсуждать их. А причастный к акробатике крепыш Геннадий Конев (когда перелезали через забор, он подставлял товарищам плечи) предложил смотреть все вообще хорошие фильмы, хотя бы и взрослые, потому что «из-за какого-нибудь поцелуя на мировую картину не попадешь и жди, когда шестнадцать стукнет».

Словом, похоже было на то, что общий язык с ребятами нашелся сам собой, даже искать не пришлось.

— Так. А кто у вас члены совета отряда? — поинтересовался Валерий, собираясь затем выполнить совет Игоря и прямо спросить у них, кто из старшеклассников обирает младших.

Поднялось несколько мальчиков и девочек, в том числе Хмелик и Конев.

— Ну, а кто же из вас председатель совета?

Разглядывая членов совета, Валерий подумал, что удивительнее всего было бы, если б председателем оказался Хмелик.

С последних парт, где по трое сидели мальчишки, донесся не шепоток, а, скорее, какой-то шорох. После короткой паузы ребята стали отвечать вразнобой:

— А его сегодня нет…

— А он домой ушел…

— Он заболел…

— Не заболел, а с лестницы свалился.

— Да на истории был еще…

— А на арифметике — нет…

— Он с лестницы свалился, — повторили с задней парты.

— Говорит, что свалился, — сказал Хмелик, словно поправляя.

— Не «говорит», а об ступеньку расшибся! — грубо отозвались с задней парты.

— Может, председатель на арифметике оставаться не хотел? И оттого у него хворь появилась… — предположил Валерий, чувствуя, что тут что-то не так.

— Что вы, Лаптев ведь отличник! — возразили хором девочки — наверное, пораженные, что кому-то могут быть неизвестны успехи председателя в ученье. — Он ни капельки не боится, когда его вызывают.

— Значит, на последней перемене Лаптев упал, разбился и ушел домой, — сказал Валерий. — А его проводил кто-нибудь?

Встал мальчишка с задней парты и принялся объяснять со старательностью троечника, который силится рассуждать, как велят на уроке, и в усердии вслух сам себе задает вопросы:

— Лаптев разбился на последней переменке. Теперь: как получилось, что он из школы пошел один? Это получилось ввиду того, что у него ноги целые. Он сбегал в учительскую и отпросился. Теперь: откуда мы взяли, что Лаптев разбился? У него из носа кровь текла. Он упал лицом об пол.

— А ты видел? — спросил Гена Конев.

— А тебе что? — буркнул мальчишка.

Остальные настороженно молчали.

— Как твоя фамилия? — Валерий по проходу между партами приблизился к мальчишке.

— Моя? — переспросил тот. — Тишков. А что?

— Я же еще не знаю ваших фамилий, — ответил Валерий, — буду запоминать. Вот. А Лаптева кто-нибудь навещать пойдет?

— Я, — сказал Хмелик. — Моя фамилия Хмелик.

— Хорошо. — Валерий помедлил и, почти убежденный теперь, что это бесполезно, задал все-таки вопрос, который давно приготовил: — Ребята, а к вам не пристают эти… из-за которых вы тогда акробатикой занимались?

Но упоминание об «акробатике» не вызвало у ребят, как в первый раз, оживления. Не сразу, вразброд, тихо и неохотно, несколько мальчиков ответили, что никто их не трогает. И Валерий ощутил, что все как-то замкнулись; если б не то, что все по-прежнему сидели на своих местах, можно было бы сказать, что его стали сторониться.