Текущие дела - страница 12

Генка, однако, был прилежен: стол его пустовал, пальто висело рядом, а сам, сказали, в цехе, — идеальная позиция для кабинетного инженера, которого к тому же грех было бы заподозрить в преждевременной рокировке, ибо пальто висело-таки.

Генка со старшим контрольным мастером прохаживались вдоль конвейера, Маслыгин разлучил их, взял Генку под руку, спросил: «На подвиг способен?» Генка был молчун, словами не разбрасывался, зато мим из него вышел бы хоть куда. На вопрос он ответил многозначно: сперва — губами выразил презрение к такого рода предисловиям, затем — глазами — иронию по поводу наивных намерений втравить его в какое-то обременительное предприятие и под конец, мобилизуя весь свой мимический дар, показал, что на подвиги не способен.

Жили они душа в душу, знали друг друга тысячу лет, и такое начало не обескуражило Маслыгина. «Не шучу, Гена, — сказал он грозно. — Выручай. Много не прошу, но и не мало, ты уж извини». Вывернув карман — один, потом другой, Генка показал, что в карманах пусто.

Если бы это! Маслыгин нисколько не сомневался в том, что Зина загрызет его, согласись Геннадий. Доложить Старшому — и дело с концом? Но, признаться, он был уверен, что Старшой уломает главного, и придется ехать. «Генка! На денек! Я после совета — пулей к тебе, сменю, и завтра же, засветло, с гарантией — вернешься!» Генка был в рабочем своем халате, в шляпе, — снял шляпу, расшаркался, раскланялся на манер театрального мушкетера и пошел прочь. «Объяснить?» — догнал его Маслыгин. На Генкином лице аршинными буквами было написано, что в объяснениях он не нуждается. «Да ты послушай, — не отпускал его Маслыгин, шел рядом с ним. — Все из-за стенда, будь он неладен, доконал меня стенд!» Генка смерил привязчивого друга холодным оценочным взглядом и нашел, что друг — в норме, отклонений патологических не наблюдается. «Тут замешан главный, Генка! Ситуация, понимаешь? Да ты поймешь!»

Ситуация сложилась такая, что нужно было всей бригадой спасать незавершенную работу от яростных нападок самого главинжа, доказывавшего с пеной у рта и с технико-экономическими выкладками в руках, что переделка стенда не даст ожидаемого эффекта и ударит по себестоимости. Но не это имел в виду Маслыгин, полагая обязательным свое присутствие на техсовете. Полмесяца назад — независимо от главинжа — он вдруг усомнился в рентабельности нового стенда и, таким образом, солидаризировался с могущественным противником дела, которому посвятил немало труда и времени. Союзничество это продолжалось, впрочем, недолго: оставаясь в гуще работы, а не в стороне от нее, как главинж, Маслыгин вскоре убедился, что заблуждается и что сомнения главинжа несостоятельны. Об этом, как ему казалось, было важно заявить на техсовете прямо и бескомпромиссно, ибо любая другая форма полемики с могущественным противником выглядела бы трусливым стремлением не сталкиваться с ним лицом к лицу.

«Так или не так? — грозно спросил Маслыгин у Геннадия. — Скажи!» — «Зинка мне устроит сабантуй», — сказал Близнюков. Похоже было, что на этот раз столь веский довод воспроизвести мимически он не отважился и близок к тому, чтобы пойти на уступку. «По рукам!» — опережая его, заключил Маслыгин. — А с Зиной уладим. Сутки отлучка, есть о чем говорить!» — «А на кой тебе, собственно, портить отношения с главным?» — спросил Близнюков. «Ну, пошли, — сказал Маслыгин, — переиграем это на сутки у Старшого».

Когда отъезжающие были в сборе, толпились у автобуса, балагурили, перебрасывались снежками, он вышел проводить их, удостовериться, все ли в порядке, сказать напутственное слово и вдобавок заверить, что завтра же будет с ними, чтобы не сочли за ловкача, который всех созвал, сагитировал, завербовал, а сам — в кусты. Дуся помахала ему из автобуса, — он и ее заверил в том же и посоветовал держать связь с Геннадием — возвращаться вместе. Он всех наставлял, напоминал, что кому делать и с кем кооперироваться, и водителя тоже проинструктировал: «Вези культурно. Не гони». Водитель был опытный, дисциплинированный, не мальчишка.

А Генка Близнюков, как мальчишка, затолкал кого-то в сугроб, образовалась свалка, — зря они медлили, уже стемнело. Маслыгин вытащил его из свалки, хотел обнять на прощанье, но Генка вырвался, бросил через плечо: «На войну провожаешь?»