Телеграмма из Москвы - страница 11

— Спасайся, кто может! — кричал милиционер.

— Господи! Таки высылают! А мы ходим газеты искать! — завопил Мирон Сечкин. — Эх, дали бы мне коня!.. — воинственно воскликнул он, однако не объясняя, зачем ему конь — для того, чтобы удирать, или для того, чтобы воевать.

В это время милиционер Чубчиков нагнал бабу в красном сарафане и поравнялся с ней. Они бежали, как скаковые лошади, «в голову». Баба, заметив рядом с собой милиционера, с диким визгом повалилась на землю. Чубчиков же, увидев, как баба, словно сноп, брякнулась оземь, истолковал это по-своему и, поддав ходу, с диким криком: «Стреляют!!!» — помчался в направлении опушки тайги, зигзагообразно виляя на ходу.

В эвакуирующейся толпе орешан возглас о том, что стреляют, естественно, породил панику.

— Ложись! — зычно скомандовал Мирон Сечкин. — Женщины и дети — назад ложись! Мужчины — наперед!

Чего хотел достичь этим тактическим маневром Мирон — неизвестно; но здесь уже никто ни на какие команды не обращал внимания. Все панически бежало, спотыкалось, падало, отчаянно кричало. Паника русского отступления по своей бестолковости, неорганизованности и проявляемому страху может сравниться только с русским наступлением, также бестолковым, неорганизованным, но с проявлением дикой смелости.

В самый разгар панического бегства из здания райкома КПСС выбежали, как на пожар, Столбышев и человек десять партийных активистов.

— Товарищи! — закричал он, преграждая дорогу беглецам. — Товарищи! Да опомнитесь же! Наступает новая эра!!!

— Хватит с нас и старой! — кричали орешане, прорываясь через партийную преграду. — Довольно, попили кровушки!!!

— Товарищи! Новая эра! Жизнь забьет ключем! — уговаривал Столбышев, напирая животом на толпу и краснея от натуги.

— А эту новую эру видел? — закричала какая-то баба и сунула ему под самый нос огромную фигу. Столбышев инстинктивно отпрянул от изображения новой эры назад, потерял равновесие, его опрокинули, а за ним и весь партийный заслон был повержен в прах.

Бог его знает, чем бы окончилась вся эта катавасия, если бы в дело не вмешался обыкновенный дурак, который по старой дурацкой традиции призван появляться в самые тяжелые моменты жизни и спасать сотни умных. Орешниковский потомок былинного Иванушки — Степа гнал, навстречу прорвавшейся толпе беглецов, большое стадо коров и запрудил ими всю улицу. Толпа остановилась в нерешительности. Если бы это были коровы колхозные, то, конечно, их бы разогнали чем попало, и дорога бы расчистилась. Но это были собственные, индивидуальные коровы колхозников и разгонять их ударами и пинками было не положено. Кроме того, вид частной собственности смягчает нрав человека.

— Манька, гляди… наша «Красавичка» идет! — с умилением заметила какая-то женщина.

— А вот и наша «Серенькая»!..

Коровье наступление продолжалось. Животные шли безостановочно, позвякивая колокольчиками и с тупым видом работая челюстями.

— Разойдись по домам! — закричал Степа-дурачок. — Разойдись! Ты куда корову тащишь?!

— Так это же моя коровка!

— Твоя будет, когда домой придет, а пока в стаде — она моя! — резонно ответил Степа. — Разойдись! На улице коров не выдаю! А ты чего, дубина, лежишь-то? — ласково обратился он к лежащему ниц Столбышеву. — «Вставай, проклятьем заклейменный», — неожиданно громко запел Степа, явно доказывая этим, что у него в голове не все в порядке.

После того, как Степа-дурачок остановил паническое бегство орешан, они несколько опомнились, пришли в себя и, смешавшись с методически наступающим стадом, пошли в коровьем темпе туда, куда повели их коровы Коровы же, естественно, пошли по домам. А дома работы всегда хватает. Коровы недоеные смотрят на хозяев с недоумением, мычат: — чего, мол, не доишь? Воды принести надо, детишки голодные; впопыхах, как на пожар, собрали вещички для бегства. — Что? Где? Куда девалось?

Так и провозились до темноты, забыв о причинах паники. Уже в темноте собрались орешане на завалинках и стали анализировать прошедшие события.

— И чего только бабы не натворят? — сокрушался дед Евсигней, громкими ударами хлопая себя по затылку. Это был не обряд самобичевания, а просто дед бил назойливых комаров. — Да разве же можно верить бабам? — продолжал он, — подумать только, какую панику учинили!.. А с чего, спрашивается? Вот в газетке пишется: «Дадим стране полнокровного воробья». Ну, что же с этого? Коли надо, так дадим!