Теменная кость - страница 42

- Я так понимаю, это сказано мне в упрёк? В свою защиту скажу, что я ничего не знаю о жизненных целях Нади.

Римма Михайловна отвернулась к плите, накрывая крышками посуду с остатками пищи.

- Да, это было сказано тебе.

- Простите, но кроме того, как бездумно тратить деньги, я иных талантов у Нади не определил.

- Ты плохо знаешь Надю!

Это было сказано с нескрываемой обидой и возмущением.

- Да, конечно, - поспешил согласиться Максим, которому после ужина и на поздний час не хотелось, чтобы начался новый этап сложного разговора, теперь основанного на эмоциях. - Безусловно, вам её лучше знать.

- Ты ничего не сделал для того, чтобы раскрыть способности Нади.

Этот упрёк был благоразумно оставлен без комментария. Вместо этого Максим попытался закончить уже совершенно не нужный спор:

- Римма Михайловна, уже поздно. Вы можете идти отдыхать. Постелите себе в большой комнате. Надеюсь, будет удобно. Я приберу на кухне, вымою посуду.

- Вот ещё чего! - возмутилась тёща, немало довольная тем, что последний её выпад не был парирован и остался за ней. - Я пока в состоянии убрать за собой.

- Тогда ещё раз спасибо за ужин. Он был отменным! От всего сердца. Простите, но я едва стою на ногах.

- Иди спать. Я приберусь и поеду домой.

По пути в спальню Максиму неожиданно пришлось опираться о стену. Его зашатало, закружилась голова, словно он только что не поужинал, а опрокинул в себя добрый стакан водки к тому, что было выпито накануне с товарищами. В голове шумело, неприятная тяжесть навалилась на лоб, на глаза. Оказавшись в спальне он рухнул в кровать, словно подкошенный, уже ничего не соображая и едва найдя силы для того, чтобы положить голову набок, чтобы не задохнуться лицом в подушке. Он даже не успел закончить вязкую, растянутую мысль о том, что ранее ему ещё не довелось испытать такую дикую усталость, которую иначе, как смертельной не назвать.

Оставшись одна на кухне, Римма Михайловна не стала спешить с уборкой, как обещала. Вместо этого она взяла большой пакет и сложила в него всю посуду, в которой готовилась пища и из которой ел Максим. В пакет были брошены и ложка, и вилка, затем - черпачок, солонка, салфетки и кухонные тряпки - всё с чем было связано приготовление ужина. Единственными предметами, которые были тщательно вымыты тёщей, оказались стол и плита. И мыла она их с такими старанием и тщательностью, словно это были не обыкновенные кухонные предметы, а медицинское оборудование. Удостоверившись, что эта работа сделана, как положено, Арданова сняла халат и без всякого сожаления, решительно отправила его в пакет с использованной посудой, оставшись в гольфах, трусиках и лифе. После чего отставила пакет в сторону, чтобы не стоял под ногами, и вышла из кухни.

В большой комнате, где недавно велась напряжённая дискуссия по острым житейским проблемам, Римма Михайловна вытянула из-за кресла большую сумку, из которой достала десяток высоких свечей, стеклянную миску, какие-то небольшие пакетики с разноцветными порошками. После этого достала из шкафа заранее повешенную туда одежду - брюки, блузу и коротенький, не по её возрасту экстравагантный пиджачок, в которой приехала, и переоделась. Последнее, что она достала из своей сумки - большой моток красной шерстяной нити. Завершив с хлопотами, она опустилась в кресло и расслабленно откинулась на спинку, прикрыв глаза. Она дышала спокойно, медленно пожимая своими тонкими иссушенными руками мягкий моток шерсти. Всю прежнюю работу она проделала быстро и устала, как и от физических усилий, которые на её возраст и положение были непривычны, так и от боли в ноге, которая изнуряла не сколько своей силой, как своим хроническим постоянством, иногда усиливаясь, как правило, выбирая для этого не подходящее время. Занимаясь этими простыми хлопотами, женщина всякий раз застывала и напряжённо прислушивалась, когда из близкой спальни доносились какие-либо звуки. И сейчас, отдыхая в кресле, она прислушивалась ко звукам в квартире. Прочная тишина наполняла всё пространство помещения. В спальне тоже было тихо. Не доносились даже похрапывания и сонное сопение молодого мужчины сморённого почти смертельной усталостью. Он спал уже очень крепко.