Темная половина - страница 14

Это мой дом, сказал Тэд.

Ошибочка вышла. Хозяин этого дома мертв. Убил жену и детей, а потом и себя порешил. Так вот разом со всем разобрался. Шандарахнул, дернулся – и привет. Имел он к этому склонность. Что, кстати, сразу бросалось в глаза, даже присматриваться не надо. Можно сказать, это было на поверхности.

По-твоему, это смешно? – хотел спросить Тэд. Было очень важно показать Старку, что он его не боится. Это было важно потому, что Тэд был смертельно напуган. Но прежде чем он успел облечь мысль в слова, огромная рука без единой линии на ладони (хотя было сложно сказать наверняка – тень от согнутых пальцев легла на кожу сложным узором) протянулась над его плечом и покачала ключами прямо у него перед носом.

Нет – не покачала. Если бы все было так, Тэд, наверное, смог бы заговорить, смог бы отмахнуться от ключей, чтобы показать, что он совсем не боится этого страшного человека, который упорно стоит у него за спиной. Но рука, державшая ключи, едва не ударила его в лицо. Тэду пришлось схватить их, чтобы они не расквасили ему нос.

Он вставил один из ключей в замок на входной двери – гладкой дубовой панели с ручкой и молотком в виде маленькой птички. Ключ повернулся легко, что было странно. Ключ был не от дверного замка, а от пишущей машинки. Он крепился к длинному стальному стержню. Все остальные ключи в связке оказались отмычками вроде тех, которыми пользуются грабители.

Он взялся за ручку и повернул ее. В ту же секунду обитая железом дубовая дверь вся усохла и сжалась, издав серию громких хлопков наподобие взрывов петард. Свет просочился наружу сквозь образовавшиеся трещины – вместе с облачком пыли. Раздался сухой щелчок, одна из декоративных железяк, украшавших дверь, отвалилась и упала на крыльцо прямо под ноги Тэду.

Он шагнул внутрь.

Он не хотел заходить в дом; он хотел постоять на крыльце и поспорить со Старком. И не просто поспорить, а возмутиться! Спросить у него, ну зачем, ради всего святого, он это делает. Потому что заходить в дом было еще страшнее, чем иметь дело с самим Старком. Но это был сон, плохой сон, и похоже, что сущность любого плохого сна – отсутствие контроля. Как будто мчишься на «американских горках», и твой вагончик в любую секунду может сорваться с рельсов и впечатать тебя в кирпичную стену, где ты умрешь так же грязно и неприглядно, как насекомое под ударом мухобойки.

Знакомая прихожая представлялась совсем незнакомой, чуть ли не враждебной. В основном из-за отсутствия старой, потертой ковровой дорожки, которую Лиз давно грозилась выкинуть на помойку… и хотя во сне это казалось пустячной мелочью, позже он часто думал об этом. Может быть, потому, что это было действительно страшно – страшно и за пределами сна. Можно ли говорить о какой-то стабильности в жизни, если изъятие такой малости, как старая ковровая дорожка в прихожей, вызывает столь сильные чувства несоответствия, растерянности, печали и страха?

Ему не понравилось эхо собственных шагов по голому деревянному полу, и не только потому, что из-за этого эха дом звучал так, словно злодей, стоявший у него за спиной, сказал правду – что здесь не живут, что здесь царит боль пустоты и безмолвия. Ему не нравился этот звук, потому что его шаги звучали потерянно и убийственно грустно.

Он хотел развернуться и уйти, но не мог этого сделать. Потому что у него за спиной стоял Старк, и Тэд откуда-то знал, что Старк держит в руке опасную бритву Алексиса Машины – ту самую бритву с перламутровой ручкой, которой одна из его любовниц исполосовала мерзавцу лицо в конце «Пути Машины».

Если он сейчас обернется, Джордж Старк повторит то же самое с его лицом.

Может, дом и был безлюден, но, кроме ковров (оранжево-розовый, от стены до стены, ковер в гостиной тоже исчез), вся обстановка осталась на месте. Ваза с цветами стояла на маленьком столике в конце коридора, откуда можно было либо пройти прямо в гостиную с ее высоким потолком и окном во всю стену, выходящим на озеро, либо свернуть направо, в кухню. Тэд прикоснулся к вазе, и она взорвалась осколками и едким облаком керамической пыли. Вылилась застоявшаяся вода, и полдюжины свежих садовых роз почернели и ссохлись еще до того, как упали в зловонную лужицу на столе. Тэд прикоснулся к столу. Дерево отозвалось сухим треском, и столик раскололся надвое, его половинки осели на голый пол.