Темная половина - страница 9
Если чего-то и надо бояться, так это…
Прекрати, приказал его разум тем сухим, строгим тоном, от которого сразу бледнели и умолкали даже самые буйные из студентов-старшекурсников. Прекрати эту дурь. Сейчас же.
Как бы не так. Может быть, на студентов этот тон действовал безотказно, но над самим Тэдом он был не властен.
Тэд опять взглянул на фотографию, но на этот раз он смотрел не на лица жены и самого себя, изображавшие наигранные нахальные улыбочки – словно у пары подростков, затевающих какую-то мерзопакость, – чтобы показать, что им все нипочем.
ДЖОРДЖ СТАРК
1975–1988
Не самый приятный тип
Вот от чего ему было не по себе.
От этого надгробного камня. От этого имени. От этих дат. Но больше всего – от этой язвительной эпитафии, которая вызывала у него приступы неудержимого смеха, но при этом была ни капельки не смешной.
Это имя.
Эта эпитафия.
– Уже не важно, – пробормотал Тэд. – Ублюдок мертв.
Но беспокойство не проходило.
Когда Лиз вернулась, неся в каждой руке по свежевымытому и переодетому близнецу, Тэд сидел, снова уткнувшись в статью.
– Я его убил?
Тадеус Бомонт, когда-то считавшийся самым многообещающим романистом Америки, чей первый роман «Стремительные танцоры» выдвигался на Национальную книжную премию в 1972 году, задумчиво повторяет вопрос. Кажется, он немного смущен.
– Убил, – тихо повторяет он, словно само это слово никогда не приходило ему на ум… хотя его «темная половина», как сам Бомонт называет Джорджа Старка, только об убийствах и думал.
Из стеклянной банки с широким горлом, стоящей рядом со старомодной пишущей машинкой «Ремингтон-32», он достает бероловский карандаш «Черный красавец» (по словам Бомонта, Старк не признавал никаких других письменных принадлежностей) и принимается его грызть. Судя по виду всех остальных «ЧК» в банке, грызть карандаши – давняя привычка.
– Нет, – говорит он, возвращая карандаш на место. – Я его не убивал. – Он поднимает взгляд и улыбается. Бомонту тридцать девять, но когда он улыбается так искренне и открыто, его запросто можно принять за одного из его студентов. – Джордж умер естественной смертью.
Бомонт говорит, что Джорджа Старка придумала его жена. Элизабет Стивенс Бомонт, спокойная очаровательная блондинка, не желает приписывать все заслуги только себе.
– Я всего лишь предложила ему написать роман под другим именем и посмотреть, что из этого выйдет, – объясняет она. – Тэд тогда пребывал в затяжном творческом кризисе, и его надо было как-то подтолкнуть. И если по правде, – она смеется, – Джордж Старк был всегда. Я замечала, как он проглядывал в некоторых незаконченных романах, за которые Тэд время от времени брался. Он всегда был где-то рядом, оставалось лишь вытащить его из тени.
По мнению многих собратьев по цеху, проблемы Бомонта не ограничивались только творческим кризисом. Как минимум двое известных писателей (просивших не называть их имена) говорят, что они беспокоились за состояние рассудка Бомонта в тот критический период между его первой и второй книгами. Один из них предполагает, что Бомонт, возможно, пытался покончить с собой после выхода в свет «Стремительных танцоров», книги, снискавшей хвалебные отзывы критиков, но так и не ставшей бестселлером.
На вопрос, не собирался ли он свести счеты с жизнью, Бомонт лишь качает головой:
– Мысль совершенно дурацкая. Проблема была не в признании публики. Это был творческий кризис. А у мертвых писателей это уже не лечится.
А тем временем Лиз Бомонт продолжала «лоббировать» – как это назвал сам Бомонт – мысль насчет псевдонима.
– Она сказала, что хотя бы раз в жизни можно дать себе волю и оторваться. Написать то, что хочется. Любой бред. И не думать о том, что, пока я пишу, у меня над душой стоит всемогущий «Книжный обзор „Нью-Йорк таймс“». Она сказала, что можно было бы написать вестерн, или мистику, или научную фантастику. Или криминальный роман.
Тэд Бомонт улыбается.
– Думаю, она неспроста о нем упомянула. Она знала, что я давно носился с мыслью написать криминальный роман, но не знал, как к нему подступиться. Мысль о псевдониме была очень заманчивой. Она была как удобный предлог. Как