Темная сторона Хюгге - страница 15

– Я привыкла к тому, что она болела. Но какое-то время, само собой, ходила на контрольные осмотры раз в неделю.

– И опять оставляли дочку одну?

– Она ведь уже, можно сказать, выдержала это испытание. Зато курить я бросила и много лет не курила. Я дала своей дочке все, в чем она нуждалась, и сейчас она счастлива. Она понятия не имеет, что ее когда-то бросили одну. А с ним совсем другая история.

Она кивнула в сторону мальчика, который все еще лежал, уткнувшись лицом в землю.

– Он уже достаточно большой и запомнит этот случай. Может быть, он никогда не простит этого своим родителям.

Она поднялась со скамейки, обернула платок вокруг шеи, достала из кармана перчатки и надела их.

– В любом случае хочу помочь этому мальчику, – сказала она.

– Вы забыли вернуть мне спички.

– Простите. Вот, – сказала она и протянула коробок.

Я наблюдала, как она направляется к мальчику и садится перед ним на корточки. Может, она попробовала заговорить с ним, не знаю. Но мальчик быстро повернулся и с силой пнул ее в живот, так что она опрокинулась на спину. Потом вскочил на ноги и побежал в том направлении, в котором ушли его родители.

Когда я уходила, она все еще лежала на спине.

Йенс Блендструп – прозаик и драматург – родился в 1968 году. Дебютировал в 1994 году сборником рассказов «Человек в парнике». Известность к Блендструпу пришла в 2004 году вместе с романом «Бог говорит начистоту».

Блендструп много сотрудничал с фотографами, художниками и скульпторами, ездил по Европе. Он всегда считал, что жизнь состоит не только из серьезных вещей, но и из смешных. Радио-пьеса «Укол багетом» была отмечена премией Prix Italia. Еще одну премию, prix Marulic, он получил за радио-пьесу «Германн Гладенсвенн», написанную по мотивам средневековой народной песенки. Для театра он с тех пор не писал, на смену пришли романы, книги по искусству, сборники стихов и рассказов. В антологию вошли два рассказа из сборника «Внезапно нахлынувшие рыдания» (2007).

Лулу Андерсен была необычайно счастливым человеком. Состояние счастья, в котором она пребывала, нельзя было измерить или взвесить. Вообще определить его масштабы. Она просто вся была пропитана счастьем. Именно поэтому он сразу влюбился в нее тогда в кафе. Она шла между столиками, излучая радость, полностью лишившую его удовольствия, которое он получал от чтения газеты. «Вот, значит, как – идешь тут, между столиками, и вся такая из себя радостная», – сказал он громко и рассерженно хлопнул газетой по столу. Этим он ее покорил. Она не встречала еще таких, как он. Он пригласил ее в кино. Они пошли на фильм под названием «Дым», там было про людей, которые без конца курили и здоровались друг с другом. В ответ Лулу пригласила его на вечеринку к своим подружкам. Вскоре после этого она связала с ним свою жизнь, переехав к нему. В связи с этим событием он сообщил ей свое имя.

– Меня зовут Николай, – в его голосе прозвучала серьезность, от которой она совершенно обалдела. Его имя как будто подняли на поверхность из глубоченной меловой шахты, полной всяких других серьезных вещей.

– Я Лулу, но, кажется, я это уже говорила, – сказала она.

– Говорила, – прошептал он. – Ты рассказывала, что тебя зовут Лулу. Но ты можешь сказать это в любую секунду, когда захочешь, ведь, знаешь, ты же счастливый человек, это слышно по твоему голосу, но поскольку не все люди таковы, то пусть это будет твоим вкладом в жизнь, которая не очень-то нас балует, – сказал он и пригласил ее в суши-бар.

– Выбирай, – сказал Николай и заглянул ей в глаза, едва не потеряв при этом равновесие, еще чуть-чуть, и он провалился бы туда. – Мы ведь за тем сюда и пришли. Слегка перекусить, а не наедаться до отвала, как мы обычно это делаем.

Он обладал способностью заглядывать ей в глаза все глубже и глубже, пока говорил. Как будто, говоря, погружался в нее. Или за разговором начинал как-то валиться вперед, словно теряя равновесие. Он смотрел на нее и говорил вещи, от которых она, не переставая, улыбалась.

Спустя какое-то время они перебрались с улицы Нансена, на которой Николай прожил много лет, в квартиру попросторнее, но подальше от центра. Здесь было достаточно места, и пол был циклеванный, и мебели было не так чтобы много. Николай не особо любил, когда в квартире много мебели, он так и сказал и заглянул ей в глаза. «Лучше пусть будет больше места для вещей, которые действительно что-то значат, а то все так легко становится слишком… легким».