Темная сторона Хюгге - страница 5

Однако с некоторым удивлением он обнаруживает, что не последовал за ней. Подбитый мехом комбинезон не пропускает воду, пространства, заполненные воздухом, держат его на плаву – значит, он умрет, медленно коченея от холода, а не в считаные мгновения – от хлынувшей в легкие ледяной соленой воды. И все же он борется, пытаясь отсрочить неминуемое, с чудовищным усилием выворачивается, не давая воде залиться за шиворот и попасть внутрь комбинезона. Ему удается схватиться за каяк, и он немного подтягивается на руках, но не может забраться на него, он полулежит на нем на спине, издавая громкие стоны, отдавшись на волю течения. До него доносится пофыркивание, и он замечает тюленя в нескольких метрах от себя. Зверь еще жив, он лежит и истекает кровью из раны в голове. Тюленя прибивает совсем близко, и Гедеон пытается оттолкнуть тушу, но чуть не выпускает при этом каяк. Тогда он предпринимает попытку повернуть каяк так, чтобы тюлень оказался по другую его сторону. Маневр удается. Но Гедеона охватывает страх при мысли о том, что тюлень очнется и вонзит в него зубы. Тюлени – хищники, зубы у них острые, как иглы. Он знает, что обычно они не нападают на людей, но перед глазами упорно стоит картина того, как раненый, истекающий кровью и обезумевший от боли и страха зверь набрасывается и начинает рвать его на куски, пока он, беззащитный, лежит в воде. Лучше уже тогда утонуть. Но он продолжает цепляться за каяк.

Внимание Гедеона было слишком поглощено тюленем, и он не следил за тем, куда течение относит его. Только когда каяк начинает скрести по кромке льда, до него доходит, что его прибило к льдине, туда, где он в безопасности сидел несколько минут назад. Он видит собак, они вскочили на лапы, стоят и высматривают его, навострив уши. Гедеон подзывает их, они виляют хвостами и повизгивают, но он сам опрокинул нарты набок, чтобы собаки не утащили никуда упряжку, и теперь им не сдвинуть ее с места. Он закоченел, у него нет сил подтянуться на руках. Если он сейчас выпустит каяк, то пойдет прямиком ко дну. А у него нет желания идти ко дну, он не хочет опускаться туда, во мрак, лучше умереть здесь, наверху, где есть воздух и свет, тогда его потом смогут найти и отвезти домой на нартах, и Ольга с детьми будут стоять на коленях над его телом и, рыдая, целовать его превратившиеся в куски льда щеки.

Однако течение сильное, Гедеон чувствует, как, подчиняясь воде, его ноги, подобно водорослям, развеваются, постепенно уходя в глубину. Рано или поздно его утащит под лед целиком. Вода залилась в комбинезон, он отяжелел и больше не выполняет функцию спасательного жилета. Собрав последние силы, Гедеон делает рывок, отпуская каяк, выбрасывает пропитавшиеся водой руки на кромку льда и, прежде чем течение стащит его в воду, вмерзает в лед. Так он лежит на спине и смотрит в небо. Скоро стемнеет, но погода проясняется, хотя снег, пусть и не такой густой, еще идет. Снежинки опускаются Гедеону на лицо, и ему не смахнуть их. Внизу в темноте покачивается в потоке воды его тело, но он уже практически его не чувствует, холод ввел ему свой наркоз. Рядом плавает туша тюленя. Он мертв, по крайней мере, больше не фыркает. Гедеону жаль бессмысленно пропадающего мяса.

Ассер сидит в своем доме, в том, что за церковью, и бездельничает. Пару недель уже бушует шторм, давая иногда день-два передышки, и тогда вода капает с крыш, и ощущается тягостная, свинцовая тишина; потом начинает хлестать дождь, столбик ртути падает ниже нулевой отметки, и весь остров словно покрывается глазурью, наступает время обледеневших дорог и переломанных костей; потом опять начинается дождь, и дома содрогаются от порывов ветра, затем небо проясняется, и на севере становится видно глетчер, истончившийся и светящийся мятно-голубым светом. Ассер лежит на диване и читает роман. Прогноз погоды сообщает об очередном падении атмосферного давления. Что по радио, что по телевизору – и там, и там поет женский хор. Ассер слышит это пение через стенку, они там врубили у себя на полную громкость, голоса монотонные и заунывные. Исполняют наиболее традиционные псалмы, напоминающие ему о его детстве. Торчать вот так в одиночестве в доме, которым владеет стихия, в поселке, оккупированном льдом и мраком, и слушать женский хор, поющий у соседей, в ожидании шторма, – хуже смерти.