Темная сторона неба - страница 14

В половине одиннадцатого прибыл Роджерс со своим сувениром — яркой черно-бело-красной сумкой из козьей шерсти. Подруга могла бы использовать сумку для покупок или в качестве половины бюстгальтера. Он принес и телеграмму от Хаузера. В ней Хаузер спрашивал меня, правильно ли я сделал, отказавшись от груза, и велел мне в случае отсутствия груза вернуться в Берн до следующей ночи.

Похоже, что на неё не требовалось ответа. Я и не стал отвечать, чем сэкономил деньги Хаузера. Я велел Роджерсу переодеться и помогать. Ему очень не хотелось этого делать, но спорить он не стал. Я собрался снова подняться к двигателю, но тут из-за ангара показался Кен.

Теперь, утром, он был одет иначе, но все в тех же рамках высокого дохода. Он одел плотную белую шелковую рубашку с распахнутым воротом и замшевую куртку на молнии, полузастегнутую. На нем были легкие твидовые кавалерийские брюки и замшевые ботинки.

Замшевая куртка казалась лишней для этого дня, грозившего стать жарким, но это была его проблема. На его лице не было ни малейшего следа вчерашнего. Он выглядел чистым, собранным и весьма серьезным.

— Когда летишь, парень? — спросил он меня.

— Не знаю, — ответил я, удивляясь, зачем ему это.

Он взглянул на правый двигатель.

— За полчаса сделаем? — задал он новый вопрос.

— Ну-у… А зачем тебе это? — не понял я. — В чем дело?

— Я хочу лететь с тобой.

— Постой-ка, постой-ка…

— Так сделаем двигатель?

— Постой, — снова сказал я. — Никуда я не лечу. Мне некуда лететь.

Кен казался удивленным.

— А я думал, у тебя груз. В Африку или ещё куда-то.

Разве я говорил ему про груз Микиса? Не думаю. Но если говорил, то сказал и про то, что отказался от груза.

— Был у меня груз, — произнес я с расстановкой. — Но я отказался от него. Это был один из тех грузов, от которых лучше отказываться. А в чем дело-то вообще?

Он покусывал губу, взгляд его блуждал. Ему становилось жарко в этой куртке.

— Я хочу дать ходу из Афин, — наконец произнес он.

— Так для этого есть десятки путей. — Я попытался изобразить веселенькую улыбку на лице. — Отсюда можно смотаться в любое время, стоит только захотеть. Ты чего нос повесил?

Я дружески стукнул его под ребро и почувствовал пистолет на поясе, под курткой.

— Пошли в самолет, скроемся с глаз, — предложил я.

Он взглянул на меня напряженным взглядом, затем повернулся и пошел внутрь «Дака». Там Роджерс напяливал на себя комбинезон.

— Тони, — обратился я к нему, — походи-ка по ангарам и посмотри, нельзя ли на время раздобыть большую железную банку без крышки, таз или что-нибудь в этом роде. Когда я сниму фильтр, мне надо будет промыть его в масле.

Он некоторое время смотрел на меня, потом проворчал что-то и продолжил возиться с комбинезоном. Я достал пачку сигарет и предложил Кену закурить. Мы дымили в ожидании, пока Роджерс удалится. Наконец-то он надел комбинезон. Затем он неуверенно оглядел нас, словно желая что-то сказать, вышел наружу и пошел к ангарам.

— О'кей, — произнес я. — Теперь говори.

— Я и так сказал слишком много, — промолвил Кен. — Вчера вечером. Наваб считает, что я испортил дело, и хочет, чтобы Хертер проучил меня. Обойдусь как-нибудь без этого. Поэтому мне надо мотать отсюда.

— Есть десятки путей, — сказал я, вглядываясь в полумраке самолета в лицо Кена. — Можешь морем, самолетом, даже поездом. В это время года тут можно сесть на самолет в любой момент.

— Да-да, — согласился он, то и дело затягиваясь сигаретой.

— Если хочешь, можешь нанять этот самолет, — добавил я. — Вот только топливо очистим. На это уйдет не много времени. А в воздухе мы можем переиначить, куда нам лететь — это на некоторое время собьет их с пути, если только это беспокоит тебя.

— Да-да, — повторил он. Кен выбросил окурок на бетон. — Спасибо, Джек.

Думаю, я справлюсь. Во всяком случае, спасибо тебе. Увидимся еще.

Он легко спрыгнул на землю и большими шагами направился к ангарам. Я наблюдал за ним через иллюминатор, пока он не скрылся из глаз. Потом я устроился на одном из двойных кресел и стал пускать дым под потолок.

В «Даке» чем только не пахло, но пока было прохладно. Солнце ещё не успелопрогреть его так, чтобы он превратился в раскаленную бочку. Через открытуюдверь совсем не поддувало. Клочьями висел табачный дым, запах которого смешивался с запахами самолета — запахом прежних грузов и пассажиров, бензина и масла, кожи и металла, и за всем этим ощущался острый собственный запах «Дакоты», который ни с чем не перепутаешь. Можно забыть запах и даже внешний вид десятка женщин, но этот запах остается в памяти навсегда. Иногда некоторые вещи настолько становятся твоими, что ты даже забываешь, что помнишь о них. Я сидел, неспешно покуривал и думал.