Темнее всего перед рассветом - страница 2

стр.



   Она услышала звук мужского голоса. Он здесь, - подумала, ощутив неясное стеснение в груди. Тогда, десять лет назад, она была влюблена. Да и какое сердце девчонки не дрогнет, стоит ей лишь взглянуть на хорошо сложенного парня с мягким взглядом серых глаз и непокорными светлыми волосами, спадающими на крутой лоб. А если прибавить мотоцикл 'харлей' и умение играть на гитаре, то у Анны не оставалось ни шанса, когда Станислав вошёл в их дом в качестве брата её мачехи. Последняя ступенька... Анна видит устремленные на нее глаза сидящих за столом.



   -...Аннушка, садись рядом со мной!



   Бабушка приветливо замахала рукой, глаза её светились радостью.



   - Приехала, голубушка, утешила свою бабушку.



   Анна подошла к старушке, поцеловала в щёку.



   - Здравствуй, Анна.



   - Привет, Стас,- сухо ответила, кивнула мачехе и села на свободный стул.



   - Хорошо выглядишь, замуж вышла?



   Анна бросила взгляд на Станислава. Он изменился, это был уже не восемнадцатилетний мальчик. Перед ней сидел взрослый мужчина: время заострило черты лица, утяжелив скулы и, резко очертив подбородок, застыло усталыми запятыми в уголках рта.



   - А надо?



   - Извини, больная тема? - усмехнулся, ощупывая взглядом её лицо.



   Не ответив, Анна обратилась к мачехе, молча жующей салат.



   - Как умер папа?



   Элеонора положила вилку на стол, взяв салфетку, аккуратно промокнула уголки губ.



   - Сердце.



   - Сердце? Он не болел никогда.



   - Насколько я знаю, последние десять лет тебя не было рядом, откуда такая уверенность?



   Анна захотела крикнуть в лицо мачехи 'да, пошла ты к чёрту! Ты! Которая, отняла отца у меня и моей сестры!', но она молчала, понимая, что Элеонора права. Тысячу и один раз права - она плохая дочь. С тех пор, как она закрыла за собой дверь этого дома, звонила отцу от силы раз в полгода, в основном общаясь с бабушкой. Но, почему бабуля ничего ей не сказала? Она глянула на сидящую рядом старушку, сердце сжалось от жалости и одновременно негодования на себя, что в своем эгоизме бросила дорогого ей человека.



   - Завтра тяжёлый день, - прервала молчание бабушка.



   - Мария Григорьевна, думаю, вам лучше остаться дома.



   Бабушка выпрямила спину, с укором посмотрела на Элеонору.



   - Ты хочешь отказать мне в последнем взгляде на сына?



   - Вот именно! Мне не хотелось бы, что этот взгляд стал действительно последним.



   - Закрой рот, Элеонор! - вскипела Анна.



   Губы мачехи гневно сомкнулись, на щеках выступил румянец. В глазах, нарастая, закипала злость.



   - Не надо, Аннушка, - едва слышно проговорила бабушка, положив руку на плечо Анны. - Он еще здесь, он всё видит.



   Анна наклонила голову, чувствуя отвращение к себе, мачехе и к Станиславу, который безучастно смотрел перед собой, поигрывая вилкой.



   -...Мама! Можно я пойду к себе в комнату?



   Анна посмотрела на мальчика - в широко раскрытых глазах ребёнка плавал испуг. Внезапно её накрыла жалость к этому мышонку. Она поднялась, поцеловала бабушку и подошла к мальчику.



   - Пойдём, я провожу тебя.



   - Я не разрешаю вставать из-за стола! - резкий голос Элеоноры завибрировал, готовый сорваться на крик.



   - Эл! Не наседай на ребёнка, - сказал Станислав тихо, но твёрдо.



   Антон бросил взгляд на мать, взял за руку Анну.



   - У меня есть Мегатрон.



   -У каждого мальчика должен быть свой робот-трансформер. Покажешь?



   Под сумрачным взглядом Элеоноры, Анна и Антон направились к лестнице. Поднимаясь, с каждым шагом Анна ощущала, как в её душу - капля за каплей - входят умиротворение и покой. Этот мышонок, противостоящий власти матери, дал ей то, в чём она сегодня больше всего нуждалась - уверенность: пока еще зыбкую, но уже проросшую в душе нежным ростком.





   Г Л А В А 2





   Она не хотела вспоминать события прошедшего дня, но, мысли - птицы, они свободны в своем полете, их не заставишь петь песню, которая тебе нравится... Анна вздохнула, поёжилась: из приоткрытого окна тянуло сквозняком. Ей тяжело было думать об отце. Его лицо было спокойным, даже безмятежным. Оно не было ни худым, ни измождённым, как у человека, перенёсшего тяжёлую болезнь. Она положила руку ему на грудь, и холод его тела навсегда вошёл в её сердце. Слёз не было, только гулкая пустота внутри. Люди, словно тени, выплывающие из тумана, подходили, что-то говорили - Анна не вникала, о чём ей говорили. Она не знала никого из них и не хотела знать. Потом, глядя, как гроб с её отцом тихо уплывал за шторку, она думала, что всё это - неправда, что, это происходит не с ней. Мысль о том, что она больше никогда не увидит отца, наполняла её душу отчаянием и мукой. И еще - жалостью. Жалостью к отцу, который никогда больше не увидит солнце, море, которое так любил... Никогда.