Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах. - страница 8

стр.

Однако Урбан II не мог упустить столь великолепную возможность. Как только у него начал складываться план, напасти Восточной Римской империи показались ему чуть ли не даром Божьим. Один-единственный план сулил множество выгод. Мысленным взором он узрел Священную Войну за дело Господне. Христиане вернут себе Святую Землю, вырванную у Византии фанатичными последователями Магомета, и восстановят в ней христианский порядок, а еще лучше – римский. Общая цель, сплотившая европейских христиан, положит конец их нескончаемым распрям. Появятся земли для младших отпрысков знати, ибо с той поры, как вошло в силу право первородства, все сыновья, кроме первенцев, лишились земли и обратились либо в авантюристов, либо чуть ли не в бандитов. Церкви же будет отведена главенствующая роль, ибо в походе примет участие множество наций, и в результате все они волей-неволей признают руководство и главенство Святой Матери церкви. И уж наверняка спасение Гроба Господня, равно как и защита Восточной Римской империи и православия, встретят со стороны византийцев безмерную благодарность, простирающуюся как минимум до признания абсолютного первенства римского понтифика, сделавшего все сие возможным.

Тем же летом Урбан совершил вояж по Франции, узнавая настроения знати и духовенства, прикидывая необходимые меры и уточняя свой план. Он разослал письма епископам всех французских княжеств и прилегающих стран, повелевая им прибыть в Клермон для Великого Собора. На призыв откликнулись около трехсот церковников, явившихся на Клермонский собор, открывшийся 18 ноября 1095 года. Чтобы дать задержавшимся в пути побольше времени, клиру объявили, что все без исключения должны присутствовать на публичном заседании во вторник 27 ноября, когда Папа провозгласит нечто эпохальное.

Толпа, собравшаяся ради этой великой оказии, была столь велика, что здание собора не могло вместить всех пришедших, и заседание пришлось перенести в поле за стенами города. Чтобы вознести папский трон над толпой, выстроили высокий помост.

Присутствующие не испытывали заведомой ненависти к мусульманам, почти не известным европейцам, не считая жителей Пиренейского полуострова. В качестве примера их неосведомленности может послужить хотя бы то, что греческий император, описывая зверства турецких кочевников на сирийской границе, называл их племена на греческий манер саракенами. Это слово, переиначенное в церковной латыни в «сарацины», было ошибочно истолковано как собирательное название всех последователей Магомета. Во всех последующих папских буллах и энцикликах эта ошибка лишь усугубилась: всех мусульман вообще – будь то турки, арабы, персы или египтяне – называли исключительно сарацинами. С другой стороны, некоторые мусульмане решили, что все крестоносцы – французы, и называли всех католиков без изъятия «франджами» или «франками». Христианам в Святой Земле позволили отправлять свои обряды, и все преграды на пути паломников в Святые Места были сняты. С них взимали пошлину за вход в Иерусалим, но равным образом им приходилось платить сбор за вход в ворота Лондона или Парижа. Что же до «сарацинских» правителей Палестины, те не препятствовали присутствию на своих землях ни православных, ни католиков, будь то паломников или постоянных жителей. Католическое духовенство в Палестине придерживалось бенедиктинского устава, принятого и небольшим монашеским орденом, каковому дозволялось держать постоялый двор (или «госпиталь») для христианских паломников в Иерусалиме, основанный лет за двадцать до того – в 1075 году – гражданами итальянского города Амальфи. Орден был посвящен Святому Иоанну Милостивому, порой называемому Элеймоном – патриарху Александрии в седьмом столетии, прославившемуся своим благочестием и милосердием.

В свете подобной веротерпимости со стороны мусульманских правителей Иерусалима, открывших христианским паломникам беспрепятственный доступ в Святые Места, Папе нужно было проявить немалое хитроумие, чтобы воспламенить чувства народов Европы до фанатичного самоотречения, заставив покинуть дома и рисковать собственными головами в чужом краю.