Темное время суток - страница 11
Именно там, на Ржавчине, он обзавелся татуировкой, замысловатым узором на левой лопатке, а Полина – своим мотоциклом. Байк ей собрали под заказ в одной из мастерских Бангкока, и Полина забрала механического зверя с собой. А теперь притащила сюда. Мощный четырехцилиндровый двигатель, приземистая посадка, обилие никелированных деталей. Зачатки навигационной системы. Игрушка, способная разогнаться до трехсот километров за четыре секунды…
Обменявшись адресами, охотники вновь расстались. Контракт Рамона закончился. Как и война. Полине предстояли месяцы «ограниченного контроля». Плюс инструкторская практика.
А он ушел.
Запущенная квартира, неоплаченные счета. Ноябрьские ветры за окном. Установленный на двери подъезда домофон (код он, разумеется, не знал, пришлось звонить соседям с первого этажа). На лестничной площадке кого-то убили – цементный пол украшала меловая фигура, гротескно раскинувшая конечности.
Осенняя тоска сменилась зимней меланхолией. Рамон нашел тихий, сумрачный бар на западной окраине и стал забредать туда все чаще. Три столика, пара посетителей, обычная деревянная стойка. Бармен – небритый парень с острыми, даже хищными, скулами. Тихо поскуливающие блюзом колонки, скрытые в кедровых панелях. Идеально.
Наступила весна.
Порывшись в блокноте, он наткнулся на телефон Полины. Подрубил свой «АОН» к сети и позвонил. Трубку не взяли. Ни в тот день, ни на следующий вечер. Мобильный оператор утверждал, что абонент временно недоступен. Зато Серега пригласил Рамона в Зеленый Бор. На шашлыки. И Рамон поехал.
Ее там не было.
Правда, нарисовался какой-то выродок, отсидевший срок за грабеж. Попытался развести Рамона «по понятиям». Дело замяли. Дурака увезли со сломанной в двух местах рукой, свернутой челюстью и треснувшим ребром. Рамон, извинившись, заплатил за ущерб. И распрощался с хозяевами дачи. Навсегда.
Июнь. Спустившись на второй этаж, он открыл почтовый ящик. Достал конверт. С авансом.
И приглашением сюда.
В оккупированный слой.
…Рамон думал обо всем этом, плутая на «чероки» по окрестностям Ильинска. Проезжая мимо покинутых деревень и хуторов, ветшающих комбинатов и лесопилок. Останавливаясь, чтобы свериться с безнадежно устаревшей картой.
Леа спал, Ефимыч читал Библию.
– Ефимыч!
– А?
– Не надоело?
– Давай рули.
– Мы забрались, твою мать, хрен знает куда. К вечеру не управимся.
– Господь поможет.
Рамон скривился. Если Кадилов грузится «святым текстом» – лучше с ним не общаться.
По зеленке кружили до заката.
В сгустившихся сумерках выбрались с заросшего травой проселка на относительно приличное шоссе.
В замедленном сне горизонт выдвигал заводские корпуса и трубы, ряды металлических цистерн, однотипные коробки микрорайона. Вдоль шоссе тянулись догнивающие столбы с провисшими и кое-где оборванными проводами. На них гнездилось воронье – истинные владыки любого мира. Мимо проплыла автобусная остановка: выложенный плиткой фрагмент земли, спрятавшийся от непогоды под дырявой шиферной крышей. В окнах отдельных многоэтажек горел свет. Но не тот, прежний, электрический, теплый и привычный. Новый свет новой реальности – питающийся керосином и воском. Справа потянулся унылый железобетонный забор. На отдельных секциях выцветали, таяли год за годом урбанистические фрески. Граффити. Ржавел у обочины помятый, с выбитыми стеклами, троллейбус. Шорох шин, казалось, разносился на многие кварталы окрест, заглушая неразборчивые бытовые звуки квартир, чердаков и подвалов. Где-то, лязгнув, сдвинулась заглушка канализационного люка… Рамону почудился человеческий силуэт, юркнувший в парадную. Он сбавил скорость до сорока – привычка дисциплинированного горожанина.
– Не советую, – бросил Кадилов. – До заправки еще минут двадцать.
Бросив взгляд на карту, Рамон свернул на широкий проспект, ощеренный десятками потухших фонарей, облезлой рекламой и пыльными манекенами в разваливающейся одежде. Сквозь треснувшую мостовую тротуаров пробивалась трава. Заходящее солнце расстелило длинные тени, и среди них Рамон вновь заметил фигуры.
Поворот.
Шевельнулся Леа.
– Что, приехали?
– Почти, – ответил Рамон.