Темный крестоносец - страница 5

Намеренно убивать полковник Рэйн никого не собирался. Но как только возникала необходимость розоружить или ранить противника, он его наверняка убивал. Он был самым безжалостным человеком, которого мне когда-либо приходилось встречать, и я не припомню случая, чтобы мне пришлось изменить свою точку зрения. Именно не жестоким, а безжалостным. В его понимании, цель всегда оправдывала средства, и если эта цель была, по его мнению, достаточно значительна, он не останавливался ни перед чем, чтобы ее достигнуть. Поэтому он и сидел так прочно в этом кресле. Но когда безжалостность превратилась в бесчеловечность, я решил, что наступил момент выразить протест.

— Вы серьезно намерены послать со мной туда женщину, сэр?

— Я не намерен,— спокойно сказал он, заглянув в который раз в недра своей трубки с видом геолога, обследующего кратер вулкана.— Таково решение.

Думаю, у меня на несколько единиц подскочило кровяное давление.

— Пусть так, но мне кажется, вы должны знать: что бы ни случилось с доктором Фейрфильдом, жена наверняка разделила его участь.

Он положил на стол трубку и нож и посмотрел на меня взглядом, который, видимо, считал удивленно-насмешливым. Мне же в тот момент показалось, что в меня летит не менее пары отточенных, как бритвы, стилетов.

— Вы сомневаетесь в правильности моего решения, Бентолл?

— Я сомневаюсь в гуманности и законности решения, вследствие которого женщина должна выполнять работу, предполагающую возможную гибель.— Я злился и не пытался это скрыть.— И сомневаюсь в необходимости посылать ее со мной. Вы знаете, полковник, я одиночка по натуре и вполне справлюсь, объяснив отсутствие жены болезнью. Не желаю, чтобы на шее у меня камнем повисла женщина.

— Повесить себе на шею такую женщину,—сухо сказал Рэйн,— многие мужчины посчитали бы за честь. Советую отказаться от ваших претензий. Более того, считаю необходимым ее присутствие там. Эта молодая леди добровольно вызвалась. Она умна, умела и чрезвычайно опытна. Кстати, Бентолл, гораздо опытнее вас. Может случиться так, что не вам придется ее опекать, а ей вас. Что касается заботы о себе, она справляется с этим превосходно. У нее есть оружие, с которым она никогда не расстается. Думаю, что вы...

Он замолчал, потому что в этот момент открылась боковая дверь и в комнату вошла девушка. Я сказал «вошла» потому, что не знаю другого слова, каким характеризуется перемещение человеческого существа на двух нижних конечностях. Но про нее надо было бы сказать «вплыла», «вскользнула» или еще что-нибудь вроде этого, пытаясь словом изобразить ту грациозную плавность, с которой двигалась эта женщина. На ней было светло-серое платье из шерстяного трикотажа, настолько плотно облегавшее фигуру, что как будто с восхищением облизывало ее; тонкая талия стянута узким темно-серым кожаным пояском, сочетавшимся по цвету с туфлями на низком каблуке и сумкой из крокодиловой кожи. Там, наверное, револьвер, подумал я, больше ей негде его спрятать, платье слишком облегающее. У нее были шелковые золотистые волосы, расчесанные на косой пробор так, что основная их масса падала на левую сторону лица; темные брови и ресницы, карие глаза и золотисто-смуглый оттенок кожи.

Я знал, откуда этот загар, и знал ту, которой он принадлежит. Она работала по тому же договору, что и я, но большую часть времени проводила в Греции. Пару раз я встречал ее в Афинах. Если быть точным, видел ее теперь в четвертый раз. Я знал ее, но ничего не знал о ней. Кроме того, что звали ее Мари Хоупман, что родилась она в Бельгии, но не была там с тех пор, как умер отец, инженер, который привез ее и мать-бельгийку с континента после падения Франции. Родители ее погибли в авиакатастрофе, и девочка, оставшись сиротой, воспитывалась в приюте на чужой земле. Заботиться о себе она наверняка научилась. Во всяком случае, я так решил.

Я встал. Полковник Рэйн сделал приглашающий жест и светским тоном провозгласил:

— Мистер и... э-э-э... миссис Бентолл. Вам ведь уже приходилось встречаться, не правда ли?

— Да, сэр.

Как будто ему это неизвестно! Мари Хоупман одарила меня холодным твердым пожатием руки и таким же взглядом. Может быть, работа со мной и была мечтой всей ее жизни, но внешне это, пожалуй, ничем не выражалось. Мне уже представился в Афинах случай почувствовать эту свойственную ей отчужденность и самоуверенность, и все же теперь это не помешало мне высказать то, что намеревался.