Темный поцелуй - страница 10

стр.

Он вскинул голову в окружении нимба темных волос; сверкнули голубая и каряя радужки его глаз, и губы Аньи обожгло новым поцелуем. Который длился и длился, и она охотно и счастливо растворилась в его сладости. Потрясенная до глубины души, она перестала быть Аньей, но стала женщиной Люсьена. Рабыней Люсьена. Она никогда не сможет им насытиться, и, будь ее воля, с радостью позволила бы ему проникать в нее снова и снова до скончания времен. Боги, реальность оказалась гораздо лучше любых фантазий.

– Хочу почувствовать всю тебя. Хочу ощутить твои руки на себе.

Она спустила на землю ноги, до сих пор обвивающие его талию, и потянулась к молнии брюк, стремясь высвободить его набухшую плоть и обхватить ее пальцами, но тут услышала эхо приближающихся шагов.

Люсьен, должно быть, тоже их услышал. Он замер, а потом отпрянул от Аньи.

Он тяжело дышал. Как и она. Ее ноги почти подогнулись, когда их взгляды встретились, и время на миг остановилось. Молнии страсти по-прежнему сверкали в повисшей между ними тишине; она и не догадывалась, что поцелуй может быть таким воспламеняющим.

– Поправь одежду, – приказал он.

– Но… но… – Она не готова остановиться, наедине они все еще или уже нет. Дай он ей долю секунды – и она умчит их в другое место.

– Ну же, не медли.

«Увы, телепортаций не предвидится», – разочарованно подумала она. Жесткое выражение его лица недвусмысленно показывало, что для него все закончилось. И поцелуй, и она сама.

С трудом оторвав от него взгляд, она осмотрела свой наряд. Корсет оказался стянутым под грудь. Твердые розовые соски хорошо видны, как два маленьких маяка в ночи. Юбка задралась до талии, открывая на всеобщее обозрение микроскопические стринги.

Анья привела себя в порядок, краснея впервые за сотни лет. «Почему сейчас? И имеет ли это значение?» У нее дрожали руки – позорная слабость! Она попробовала приказать им успокоиться, но единственной командой, какую желало слышать ее тело, была «прыгай обратно в объятия Люсьена».

Из-за угла показались несколько Владык. Вид у них был свирепый и угрюмый.

– Обожаю, когда ты вот так исчезаешь, – сказал тот, которого звали Гидеон. Раздраженный тон его голоса свидетельствовал об обратном.

Анья знала, что он одержим духом Лжи, потому не может произнести ни слова правды.

– Заткнись! – рявкнул Рейес.

Бедный, страдающий Рейес, одержимый Болью. Ему нравится резать себя. Однажды Анья видела, как он прыгнул с вершины крепости, чтобы насладиться ощущением переломанных костей.

– Хоть она и кажется безобидной, Люсьен, перед тем, как глотать ее язык, тебе бы стоило проверить, нет ли при ней оружия.

– Я почти голая, – раздраженно напомнила она, но никто не обратил на нее никакого внимания. – Какое оружие я, по-вашему, прячу?

Оружие на ней на самом деле имелось. Подумаешь, важность! Девушка должна защищать себя.

– У меня все под контролем, – невозмутимым тоном заверил Люсьен. – Полагаю, что смогу справиться с одной женщиной, вооруженной или нет.

Его спокойствие всегда очаровывало Анью. До настоящего момента. Куда подевалась пылкая страсть? Нечестно, что он так быстро пришел в себя, в то время как она все еще дышит с трудом. И дрожь в руках и ногах никак не унимается. Хуже того, и сердце колотится в груди, как военный барабан.

– Так кто же она? – спросил Рейес.

– Может быть, и не наживка, но все же она – нечто, – заметил Парис. – Ты ее телепортировал, а она даже не пикнула.

Вот тогда-то все прищуренные взгляды обратились к Анье. За все столетия своей жизни ей не доводилось чувствовать себя такой беззащитной и уязвимой, как сейчас. Ради поцелуя Люсьена стоило рискнуть попасть в плен, но это не означает, что она должна терпеть допрос.

– Вы все можете просто заткнуться. Ни черта я вам не скажу.

– Я тебя не приглашал, и Рейес заверил, что никто из присутствующих с тобой не знаком, – сказал Парис. – Зачем ты пыталась соблазнить Люсьена? – спросил он тоном, подразумевающим, что никто не станет путаться с воином со шрамами по собственной воле.

Анью это взбесило, хоть она и знала, что в его намерения не входило нагрубить или обидеть, он просто констатировал то, что все они считали фактом.