Темный принц - страница 20

На их лицах было написано потрясение. Никто из них не думал, что человек может обладать такой силой.

— Михаил, ты уверен, что эта женщина не одна из них? Она может представлять для нас угрозу.

Эрик отважился осторожно высказать предположение, несмотря на то, что пальцы Селесте предостерегающе впились в его руку.

Темные глаза Михаила сузились.

— Ты считаешь, что я обленился и разжирел от своей власти? Ты так плохо обо мне думаешь? Считаешь, что, побывав в ее сознании, я не смог бы обнаружить угрозу? Я предупреждаю тебе, что с радостью перестану быть вашим вожаком, но я не желаю снимать с нее свою защиту. Если кто-то из вас захочет причинить ей вред, пусть знает, что ему придется иметь дело со мной. Вы хотите, чтобы я передал власть кому-нибудь другому? Я устал от ответственности.

— Михаил! — протестующе крикнул Байрон.

Другие тоже встревожились и стали возражать, словно напуганные дети. Только Жак, стоявший молча, опершись о стену, смотрел на Михаила с насмешливой полуулыбкой, в которой был какой-то тайный смысл. Михаил не обратил на это никакого внимания.

— Солнце почти взошло. Вам всем пора уйти под землю. По возможности используйте любое средство защиты. Когда проснетесь, проверьте окрестности своего жилища, почувствуйте нарушителей. Не пропускайте даже мельчайшего происшествия. Мы должны поддерживать тесную связь и следить друг за другом.

— Михаил, первый год такой трудный, что многие наши дети не выживают.

Пальцы Селесте нервно сжали руку мужа.

— Я не уверена, что Дейдре сможет перенести еще одну потерю.

Михаил улыбнулся ей с нежностью.

— Она будет защищать ребенка как никто другой, а Тьенн будет в два раза внимательнее, чем остальные. Он пытался уговорить Дейдре забеременеть, но она отказалась. По крайней мере, руки у нее будут заняты.

— И она все еще тоскует по тому ребенку, — сердито сказала Селесте.

— Если наша раса хочет выжить, у нас должны рождаться дети. Как бы мне ни хотелось поспособствовать этому, но только вы, женщины, можете сотворить такое чудо.

— Сердце разрывается, когда теряешь так много, — заметила Селесте.

— У всех у нас, Селесте, — закончил он разговор, и никто не рискнул его продолжить или задать вопрос.

Его авторитет был непререкаем, его ярость и тоска не имели границ. Не только Рэнд не смог защитить Ноэль, молодую, красивую, жизнелюбивую женщину, но жизнь ее прервалась еще и из-за тех садистских игр, в которые Рэнд и Ноэль играли вместе. Он знал, что в той же мере нес ответственность за судьбу Ноэль, что и Рэнд. Он ненавидел себя и Рэнда одинаково.

Рейвен просыпалась медленно, продираясь сквозь слои плотного тумана. Почему-то она знала, что ей не полагалось просыпаться, но тем не менее она была просто обязана сделать это. Она с трудом открыла глаза и, повернув голову, посмотрела в окно. Солнечный свет лился в комнату. Она заставила себя сесть и обнаружила, что под соскользнувшими покрывалами она была абсолютно голой.

— Михаил, — громко прошипела она, — ты позволяешь себе слишком много.

Она автоматически потянулась к нему, словно не могла отказать себе в этом. Почувствовав, что он спит, она удалилась. Хватило одного прикосновения. Он был в безопасности.

Рейвен чувствовала себя иначе, почти счастливой. Она могла говорить с кем-то, дотрагиваться до кого-то, и не имело значения, что это напоминало верховую прогулку на голодном тигре. Возможность расслабиться в чьем-либо присутствии была настоящей радостью. Михаил знал, что такое ответственность. Но она не знала, кем он был, — понимала только, что кем-то очень важным. Очевидно, он вполне уверенно чувствовал себя, обладая такими способностями, в отличие от Рейвен, которая все еще ощущала себя каким-то чудом природы. Больше всего на свете ей хотелось быть похожей на него: быть уверенной, не заботиться о том, что думают о тебе другие.

О жизни в Румынии она знала очень мало. Жители сельской местности были бедны и суеверны. Но, несмотря на это, люди были дружелюбными и настоящими мастерами художественного промысла. Михаил был другой. Она слышала о карпатцах — не цыганах — людях, которые были прекрасно образованы, богаты и жили высоко в горах или лесах, кто где хотел. Был ли Михаил их вожаком? Может быть, именно поэтому он такой высокомерный и замкнутый?