Тень и солнце - страница 8

— Буря близко, — сказала она.

— Снег. Скажи Магоду, что пчел сегодня нужно готовить к зиме.

— Так рано?

— Да.

Пчелы первыми сообщили о странностях погоды. Магод стал собирать мед и заметил, что они собрались в ульях — верный признак наступления зимы.

— Цветы тоже плохо цветут, — сказал он. — Они должны еще шесть или семь недель делать мед. Не в этом году, — он почесал лохматый затылок и посмотрел на Гетена, зная, что его господин не будет рад. — Придется оставить больше меда в ульях, если зима наступит так скоро. Не хочу, чтобы пчелы голодали, — и тогда будет меньше меда для медовухи, мазей и настоек, которые Гетен продавал.

Теневой маг нахмурился, глядя на чашку, а потом проглотил метеглин. Он мрачно смотрел на старушку долгий миг, а потом выдохнул и потянулся за обычной медовухой, глаза слезились, горло и все внутри пылало, пока пряная медовуха текла по телу. Его голос был хриплым, он выдавил:

— Что ты сделала, женщина? Смешала метеглин с капсикумэлем?

Нони забрала чашку.

— Да. Вам нужно согреться, но я слишком стара, а Магод зовет вас страшным. Так что оставался огонь ваших перцев.

Капсикумэль был медовухой, смешанной с перцем, который Гетен получил у торговцев с юга. Он неплохо зарабатывал, продавая вино, его умеренные цены с охотой платили, он наделял напитки чарами, чтобы они хранились дольше и не теряли свойства.

Жар растекался в животе, по спине и конечностям. Но его голова осталась ясной, боль растаяла, тело стало лучше слушаться. Было почти так же хорошо, как от прикосновения женщины, и напиток был из лучших у него. Он бросил маслину в рот и прорычал:

— В следующий раз предупреждай меня.

Нони отмахнулась от его слов.

— Мертвый волшебник никому не годится. Особенно, королям-попрошайкам и слугам.

— Попрошайки? За такое в том лагере тебя убили бы, — Гетен указал большим пальцем в сторону палаток Вернарда.

— Армия все еще там?

Он сплюнул косточку и взял еще маслину с тарелки.

— Король Вернард верит в мое сотрудничество или мою смерть, — он поднял перо, которое она принесла, и обмакнул в чернила. — И он вряд ли уйдет, пока не пожертвует еще хотя бы одного гонца. Королей сложно отговорить от глупости.

Гетен опустил перо и стал писать ответ брату:

«Благородному Зелалу, истинному королю Бесеры, регенту Рисиса, герцогу Гривида от брата, Гетена Риша, герцога Рисиса в отставке и Теневого мага цитадели Ранит, с пожеланиями здоровья и процветания Его величеству.

Брат, я не могу быть у тебя на службе…».

Пять

Голоса. Галина села ровнее.

Почти стемнело, и снег посыпался большими снежинками, собирался у стен цитадели.

Мужчина спросил:

— Почему ты на холоде, мамуся? Я искал тебя во всей цитадели, — его голос был низким и хриплым, но юным.

— Собираю черные яблоки у пруда, — ответила женщина. Ее голос был скрипучим от возраста, и она звучала возмущенно, когда добавила. — С каких пор тебе нужно знать, куда я иду?

— Просто стало интересно. И все, — сапоги шаркали по брусчатке. — Обычно ты мне говоришь.

— Ладно, я прекращу ссору и уйду в башню. Запрусь в комнате, чтобы ты не переживал.

— Не ворчи, мамуся.

Женщина хмыкнула, ее шаги быстро пропали. Мужчина возмущался под нос, хруст земли стал громче, он приблизился к решетке. Свет и тени плясали от покачивания лампы.

Энор недовольно прикрикнула и встрепенулась, когда Галина усадила ее на плечо.

Мужчина остановился и крикнул:

— Кто там?

Галина онемела, тело отекло от того, что она сидела на холоде, но она встала и повернулась к нему, скрывая эмоции, а он поднял лампу и подошел к решетке.

— Я — воительница Галина Персинна, маркграфиня Кхары. У меня послание от Его величества, короля Вернарда, и королевского двора в Татлисе для теневого мага Гетена.

Карие глаза мужчины расширились, он низко поклонился.

— Маркграфиня Кхары? Приветствую, ваша светлость. Я впущу вас, чтобы вы согрелись.

Он поднялся по лестнице в сторожку сверху. С оглушительным лязгом и стуком врата поднялись, и Галина скользнула под ними. Она оказалась во тьме прохода в цитадель, юноша спустился по лестнице. Слуга, судя по простой одежде, но он был высоким, с мускулистой грудью, но чуть горбился, словно ему было неловко за свое присутствие.