Тень иллюзиониста - страница 17

Все утро температура неуклонно поднималась. После обеда стояла такая жара, что никто, даже Беато, не мог вытащить жителей улицы Луны из прохладных недр их квартир. Когда Леандро вышел на улицу, он оказался единственным человеком посреди плавящегося от зноя асфальта. Он перешел дорогу, чувствуя, как солнце обжигает ему затылок. Голиаф дремал, сидя на стуле, закинув ноги на прилавок.

— Добрый день, — произнес Леандро, но белокурый великан не отозвался.

— Добрый день, — повторил он, легонько постучав костяшками пальцев по подошве его ботинок. Голиаф медленно открыл глаза. Увидев Леандро, он опустил ноги с прилавка и выпрямил спину.

— Что вы хотели? — спросил он голосом, осипшим от дневного сна.

— Духи. Мне нужны духи.

— Какие?

— Не знаю. Какие-нибудь, чтобы нравились женщинам.

Голиаф протянул руку, достал с этажерки пузырек с жидкостью бледно-желтого цвета и поставил его на прилавок.

— Сандал. Безошибочный выбор, — пояснил он.

Леандро взял пузырек, заплатил и пересек проезжую часть в обратном направлении. Он остановился у одного из подъездов и огляделся по сторонам. Убедившись, что улица безлюдна, а Голиаф снова спит в глубине фургона, он наугад нажал на одну из металлических кнопок домофона.

— Да? — послышался недовольный голос.

— Реклама. Откройте, пожалуйста, — ответил Леандро.

— Сегодня воскресенье!

Пойманный на лжи, Леандро предпринял отчаянную попытку собраться с мыслями и неожиданно для самого себя выдал:

— Меня послал мой хозяин, сеньора.

Из замка послышалось продолжительное и громкое жужжание. Леандро уже вошел во вторую застекленную дверь, а звук еще доносился из-за его спины. Оказавшись в подъезде, он вынул из кармана рубашки белый конверт, вылил на него несколько капель сандаловых духов и опустил в почтовый ящик вдовы Гуарас. Воздух внезапно наполнился сладким волнующим ароматом. Из опасения, что его могут обнаружить, Леандро стремительно покинул подъезд и бегом вернулся домой. Когда он наконец очутился в своей квартире, он задыхался и истекал потом, но ему, как никогда раньше, хотелось жить.

Двери «Авеню» открылись в полвосьмого, а без десяти восемь их пришлось закрыть, потому что кинотеатр просто не вмещал всех желающих увидеть представление. Наплыв людей был так велик, что Леандро взял билет из рук вдовы Гуарас — тот самый билет, который он несколько часов назад собственноручно опустил в благоухающем сандалом конверте в ее почтовый ящик, — надорвал его и сказал «следующий», даже не заметив, что это была она. Позже, стоя у края сцены, он увидел ее в кресле, элегантно одетую, отказавшуюся от старившего ее черного цвета. Их взгляды встретились. Едва заметным кивком головы она выразила свое одобрение по поводу короткого послания, которое Леандро написал на обратной стороне билета: после представления они увидятся в вестибюле.

Представление открыл дон Браулио. Он поднялся на подмостки ровно в восемь часов, в костюме, который был ему мал, и в бабочке, которая давила на кадык и шевелилась, когда он говорил. Он поднял руки, прося тишины, рубашка выскочила у него из штанов, заметно обнажив белый круглый животик. По рядам прошел смех. Так, не заправив рубашку, дон Браулио поприветствовал Беато, который появился на сцене в кричащей разноцветной тунике. За ним следовал Голиаф, затянутый в короткий, расшитый блестками жилет и обтягивающие штаны, которые придавали ему комический вид великана — укротителя зверей. Дон Браулио горячо обнял Беато, пожал руку Голиафу и удалился посреди оглушающего шквала аплодисментов.

В тот вечер Беато заставил публику забыть о том, что за плотно закрытыми дверями «Авеню» существует реальный мир. Он проглотил бильярдный шар, который тут же появился в сумке женщины из двенадцатого ряда. Он подходил к детям и перед самым их носом из воздуха извлекал конфеты. Он смог точно угадать мысли двух зрителей: мужчина пытался разгадать хитрый механизм трюка с бильярдным шаром, а женщина думала, что никогда в жизни не видела такого огромного и нескладного мужчины, как Голиаф. Одну за другой Беато закинул в рот двадцать пять швейных иголок.