Тень иллюзиониста - страница 49

Сердце Голиафа сжалось. Он двинулся к сцене с безотчетным чувством, что приближается не к своему другу, а к самому заклятому из врагов. Он молча помог Беато собрать вещи, вернулся в повозку и там окончательно пал духом. Он сел за прилавок и погрузился в свои мысли. Перед его глазами мелькали картины предательства. Из оцепенения он вышел только ближе к вечеру. Лишь тогда он нашел в себе силы, чтобы взглянуть на вещи с другой стороны, и убедил себя, что у него нет причин для беспокойства. Было очевидным, что ребенок Беатрис предполагал наличие у нее мужа или любовника. Но не подлежало сомнению и то, что для союза с этим мужем или любовником ее оторвали от него. Ее вынудили связать свою жизнь с этим мужчиной, и она сделала это не по любви. Неоспоримым доказательством ее чувств к Голиафу было то, что она сама пришла в повозку, любила его до рассвета и согласилась уехать с ним, поставив крест на своем безрадостном существовании. Таким образом, ребенок ничего не менял. Просто одним участником побега становилось больше. Что касается Беато, в его встрече с Беатрис на самом деле не было ничего подозрительного. После представления зрители разошлись, а она задержалась в зале, чтобы поздороваться с Беато и выразить свою благодарность. И только пустота и полумрак зала превратили безобидный разговор в многозначительную сцену. Он был так воодушевлен этим новым взглядом на события, что искренне захотел над собой посмеяться. Он достал из коробки куклу, просунул в нее руку и спросил басовитым и в то же время смешным голосом:

— Кто я?

— Ты самый ревнивый влюбленный на свете, — ответил он себе дурацким кукольным голосом.

— А еще кто я?

— Ах да! Еще ты самый великий укротитель судеб!

На улице несколько детей раскрыли рот, наблюдая, как необъятный помощник Беато разговаривает с куклой. Они дружно залились смехом, и как далек был этот звонкий невинный детский смех от неумолимо приближавшихся трагических событий.

Он проверял микрофон на сцене «Авеню», постукивая по нему пальцем, когда его настиг женский крик. Несмотря на расстояние, которое отделяло его от улицы, и две двери, он отчетливо его расслышал. Крик прорезал густой вечерний воздух, пронесся над рядами кресел и влетел в его уши. Голиаф еще раз проверил микрофон и поставил за ним деревянный стул. Крики не прекращались, поэтому он вышел на улицу, чтобы посмотреть, в чем дело. На тротуаре толпились люди, и их взгляды были обращены в сторону повозки. На ступеньках гордо возвышался дон Браулио в домашней одежде.

— Я его убью! — взревел он.

С лицом, побуревшим от гнева, он спустился по лестнице и решительно двинулся по направлению к бульвару. Около булочной фрау Беккер к нему присоединилась группа людей. Голиаф побежал к повозке и на полпути столкнулся с Леандро. Он не понял, откуда тот взялся. Леандро внезапно вырос слева от него и воткнулся ему в бок. Прежде чем Голиаф успел извиниться и спросить, все ли с ним в порядке, Леандро уже снова припустил вслед за доном Браулио.

— Что происходит? — крикнул Голиаф вдогонку.

— Ничего. На нашу улицу пришла беда.

В повозке Голиаф обнаружил женщину, лежащую на полу лицом вниз посреди разбитых флакончиков с духами. Она уткнулась лицом в руки и судорожно всхлипывала. У нее было красивое упругое тело и золотистая кожа. Голиаф наклонился, чтобы помочь ей встать, но его внезапно охватил стыд. На ней был лишь прозрачный пеньюар, почти не скрывавший ее наготы. Если бы он поднял ее, то легко мог бы разглядеть все ее прелести. Он замер, созерцая ее и ничего не делая, пока в повозку не ворвалась Сирсе и не взяла инициативу в свои руки.

— Эй, что ты там разглядываешь? — крикнула она. — Давай-ка помоги мне!

Трепетная и неприкосновенная красота женщины, которая поначалу его заворожила, отступила на второй план: перед ним было грустное зрелище обесчещенной женщины. Горячее тело с шелковистой кожей, при виде которого он несколько секунд назад потерял дар речи, вдруг лишилось всей сексуальной притягательности. Он поднял женщину с пола и помог укрыться халатом, который Сирсе принесла из магазина. Она вытерла лицо, мокрое от слез и духов, и зачесала назад волосы.