Тень мачехи - страница 2

Катя Петровна столкнулась с ней утром, когда разносила больным завтрак. Инесса глянула милостиво, почти с улыбкой.

Сейчас половина четвертого, заведующая еще должна быть у себя.

«Схожу, — решилась санитарка, шлепая тапками к начальственной двери. — Страсть-то какая, господи! Схожу, а то разозлится потом, что не известили. Может, отгулы даст на майские — огорода-то двадцать соток».

Заведующая сидела за широким столом, положив навьюченные золотыми перстнями пальцы на клавиши компьютера. Спросила дружелюбно:

— Да, Тихонова, что у вас?

Катя Петровна бочком протиснулась в дверь, запихивая в карман влажные резиновые перчатки. Примостилась на краешке стула:

— Ой, беда, Инесса Львовна… Демидова-то наша того… Головой двинулась.

Вяземская удивленно выпрямилась. Санитарка заерзала, угодливо улыбнулась. Взгляд начальницы стал напряженным, брови сурово сдвинулись.

— Что вы несете? — холодно осведомилась она.

— Да я сама видала, — затараторила Катя Петровна, двигаясь ближе, — стоит она за дверью в отделение, лицо идолом, глаза бешеные, и бац этой дверью, бац — аж стены дрожат! Больных перепугала! Я ее кличу — не слышит, только дверью бухает, туды-сюды! Я уж пошла к ней, успокоить. Зову ее: «Татьяна Евгеньевна, стой, матушка! Тише, кому говорят!» А она, знаете… — голос санитарки упал до шепота, — кааак закричит на меня! Кукла, кричит, уйди, кукла! Не узнала меня, болезная… Отбиваться стала, халат мне порвала. А потом в обморок — хлобысь! Ну, я за нашатырем… А мамашки смотрят, детки ревут — ну да не приведи Господь такое увидеть! Страх ведь! Ладно, хоть я рядом оказалась, а так бы…

— Где она? — мрачно перебила Инесса Львовна.

— Так убёгла! Как в себя пришла — так и убёгла, листок этот свой схватила…

— Какой листок?

— Ну, УЗИ у нее было в руках, да выпало, когда она дверью-то шибала! С гинекологии УЗИ. Ох, опять, наверное, Татьяна Евгеньевна наша ребеночка потеряла…

— Вы зачем ее отпустили? — взъярилась заведующая. — Надо было сразу меня звать! Человек в таком состоянии, мало ли что! Вы же медик, должны понимать!

— А я что? Удержу ее, что ли? — Катя Петровна обиженно поджала губы. — Она итак мне халат порвала, списывать теперь!

Ноздри Инессы зло задрожали.

— Тихонова, это же ваша коллега! А вы о халате думаете, — пристыдила она санитарку. И бросила скупо: — Благодарю. Свободны.

Каким-то чудом Таня добралась до спасительных рук Яны, до ее умиротворяющего баса — крепкого, как потребляемый ею со студенчества, «Беломор». Из последних сил добрела до гинекологии, которая была на пятом, на три этажа выше ее детского. Расположенного, вдобавок, в пристрое к зданию больницы.

Яна Костромина, которую в институте за мужественную внешность, прямоту, горячность и непримиримое с реальностью чувство справедливости называли Яна-Дартаньяна, была лучшей школьной подругой Тани. Наверное, из-за этого они и в медицинский вместе поступили. Сейчас Яна Борисовна выросла из заурядной середнячки в лучшего дамского доктора их маленького подмосковного городка. Недавно список ее регалий — ординатура в Московском областном НИИ акушерства и гинекологии, аспирантура в том же МОНИИАГе, недавняя защита докторской — пополнился званием завотделения. Но в свободное от заведования время Янка продолжала вести жизнь обычного дежуранта, потому что надо было кормить двоих детей и обеспечивать пожилую маму. Всё же Татьяне повезло, что именно сегодня ее лучшая институтская подруга осталась на смене. О результатах УЗИ Яна знала — сама делала его. А о Пандоре Таня никогда ей не рассказывала.

Похоже, Янка решила, что сейчас подруга расстроилась из-за потери ребенка. И, едва увидев, в каком состоянии Таня, без разговоров потащила ее в процедурку.

Телефон заверещал в кармане, как разбуженная цикада, и Татьяна невольно дёрнулась. Пустая ампула, стоявшая на металлическом столике, упала на бок, покатилась, позвякивая, оставляя на своем пути мокрую очередь глянцевитых капель.

— Сидим спокойно! — скомандовала Янка, не поднимая глаз. Ее пальцы чуть шевельнулись, и тонкая струйка крови зазмеилась в прозрачной утробе шприца, смешиваясь с лекарством. Успокоительное подействовало на Таню мгновенно: тревожность схлопнулась, душевная боль резко замолчала, будто в её воющую пасть вогнали просмоленный кляп. Теперь серые глаза Татьяны смотрели осоловело. И если бы не так сильно жгло кожу, она бы заснула прямо здесь, в процедурке гинекологического отделения. Пандора всегда высасывала силы досуха.