Тень мачехи - страница 9

Вот только нужно, чтобы Танька и дальше была при нем. Пока они женаты, Макс по-прежнему мог вести привычную жизнь и готовить свое возвращение в Самару. Оставаться гендиректором крупнейшей аптечной сети города. Встречаться с солидными людьми, быть вхожим в их круг. Делать ставки на равных. Он успел бы отыграться, закрыть долги и заначить денег. А потом и свалить можно — он ведь поклялся Алёне, что вернется за ней королём.

Все остальное было не важно. То, что Танька никак не может родить, Максима не волновало. Он вообще считал это бабской блажью. Да и ему ребенок был не нужен. Даже от Алёны, наверное…

Демидов не понимал детей, и потому относился к ним настороженно. Младенцы казались ему некой разновидностью домашних зверушек, которые имели странный вид: то ли обезьянка, то ли кукла. Комки соплей и какашек, которые только и делают, что спят и орут. А потом они вырастают и начинают плевать на родителей.

«Вообще, не мешало бы ускориться, надоело всё до чертиков, — думал он, шагая обратно в бильярдный зал. — Вдруг Танюха начнет догонять, что я ей мозг пудрю и бабло налево сливаю? Хотя маловато его пока, того бабла… У Алены аппетиты нехилые. Эх, забрать бы всё! Но такое возможно, если только Танюху того… Пока у нас детей нет, я единственный её наследник».

Эта мысль — темная, гнилая — давно подтачивала его изнутри, и Макс пугался ее так же сильно, как желал допустить и обдумать в деталях. Но убийство… это даже для него было слишком. И ему казалось, что если начать думать о нем всерьез, остановиться уже не получится. А последствия такого дела могли быть слишком непредсказуемы.

«Нет, мокруху затевать надо, когда реальный край приходит. Придумаю что-то другое. Только побыстрее надо, пока Танька ничего не прочухала. Но что придумать-то? Здесь ведь тонко надо, виртуозно…»

____________________

* toro (исп.) — бык.

**Если тореадор побеждает на корриде, ему достаются уши и хвост быка — именно они считаются главным призом и символом победы.

Лучше бы она спустилась на лифте.

До приемника было всего пять лестничных пролетов, но после укола успокоительного Таня преодолевала их медленно и осторожно, как похмельный альпинист — опасную скалу. Немного кружилась голова, да и в ногах была вата, держали плохо.

Впрочем, к первому этажу слабость отступила. Таня открыла дверь приемного отделения, пошла по длинному полутемному коридору, меж кафельных стен бирюзового цвета. Со старых агитационных плакатов смотрели счастливые семьи и энцефалитные клещи.

Как всегда, в приемнике было шумно, пахло йодом, дезинфекцией и табаком. В пластиковых креслах терпеливо ждали больные, сопровождающие толпились рядом, заглядывали в кабинет первичного осмотра. Его дверь была открыта, и две медсестры работали, не поднимая голов — одна заполняла историю, вторая мерила давление у грузной пожилой женщины в теплом платке и песцовой шапке. Неся в опущенной руке звенящий пробирками чемоданчик, прошлепала тапочками лаборантка. Высокий пожилой хирург в голубом медицинском костюме — благообразный, как миссионер — зашел в четвертую смотровую, задернув за собой плотную зеленую штору. Таня только и успела, что мельком увидеть стоящую там каталку и ноги лежащего на ней человека, обутые в большие, подбитые потертой черной резиной, валенки.

Первая и вторая смотровые были пусты. В третьей лежал старик, очень бледный и одышливо-полный. Женщина средних лет сжимала его руку.

— Девочки, где мой? — спросила Татьяна у медсестер.

— В четвертую пройдите, пожалуйста. Там Алексей Вячеславович уже.

Интересно, с чем привезли мальчишку, если его смотрит хирург?

Она вошла в белый дверной проем, под яркий свет большой прямоугольной лампы, и увидела, как колыхнулась штора. Из-под нее, как из-под ширмы кукольного театра, показались тупые черные носы старых валенок, спущенных на пол с приглушенным стуком. Тяжелый бас хирурга за плотной зеленой тканью был монотонно-успокаивающим:

— Здесь больно? А здесь?…

Ответом был только надсадный кашель.

Таня отвела край шторы. Спина хирурга, обтянутая голубой тканью униформы, была согнута над облезлой каталкой: он ощупывал ноги худого белобрысого мальчишки, который беспокойно тянул голову, следя за движениями его рук.