Тень над рекою. Антология экзистенциальной лирики - страница 9

Беседе двойных шагов внимаю,

Слышу, как резко хлопают двери...

Все засыпает...

Я один не сплю и сквозь дремоту

Вслушиваюсь, ожидаю,

Что прежде, чем усну, что-то будет...

Что-то будет.

Я чувствую прежде всего усталость

Не по той или другой причине.

Скорее от всего и от ничего сразу.

Усталость, как таковую, ее самую,

Усталость.

Утонченность бесплодных чувствований,

Бешеная страсть, ни на что не обращенная,

Сильная любовь к чему-то неопределенному,

Все эти обстоятельства

И то, чего мне в них всегда недостает,

Все это вызывает усталость,

Только усталость,

Усталость.

Несомненно, есть любящие бесконечность,

Несомненно, есть желающие невозможного,

Несомненно, есть ничего не желающие,

Три типа идеалистов, я к ним не принадлежу,

Потому что бесконечно люблю конечное,

Потому что до невозможности желаю возможного,

Потому что хочу всего и еще немножко,

Если так бывает и даже если так не бывает...

А в результате?

Их жизни ― прожиты или пригрезились,

Их сны ― пригрезились или прожиты,

Их середины ― между всем или ничем, то есть это...

Для меня же все только великая, только глубокая

И, к счастью, бесплодная усталость,

Самая высокая усталость,

Самая, самая, самая

Усталость...

Древние, как известно, взывали к музам.

Мы же сами к себе взываем.

Я не знаю, как на их зов откликались музы

Тут имело значенье, наверно, и как

И к кому взывали,

Но уж мы-то не откликаемся вовсе,

Это я знаю точно.

Сколько раз я смиренно склонялся над неким

Воображаемым мною колодцем,

И кричал, и аукал, надеясь услышать эхо.

Но неизменно я видел одно и то же

Только смутно мерцавшую темную воду

Там, в глубине бесполезной...

И никакого ответа...

Лишь неясное отраженье лица,

Моего, конечно, лица,

Ибо быть здесь не может другого.

Да и оно, различимо едва,

Призрачно светится там, в глубине,

Там, в тишине,

На дне...

Ах, что за муза!

Мы встретились, он столкнулся со мной на одной

из улиц Байши,

Нищий оборванец, чья профессия читалась на лице,

Он проникся симпатией ко мне, я ― к нему;

И в порыве взаимной любви, переливавшейся

через край, я отдал ему все, что имел

(Разумеется, кроме того, что лежало в кармане

для крупных купюр;

Я не дурак и не пылкий русский романист,

А романтизм хорош, но только без спешки...),

Я симпатизирую этому люду,

Особенно когда он не стоит симпатии.

Впрочем, я сам бродяга и нищий,

К тому же по своей воле.

Быть бродягой и нищим не значит бродить

и нищенствовать,

А значит обходить социальную лестницу,

Не принимать моральные нормы,

И реальные и сентиментальные моральные нормы,

Не быть Верховным Судьей, сановником,

проституткой,

Не быть всамделишным бедняком, эксплуатируемым

рабочим,

Не быть неизлечимым больным,

Не быть ни правдоискателем, ни кавалерийским

офицером,

Не быть, наконец, никем из социальных героев.

Изливающих себя в беллетристике, потому что у них

есть поводы рыдать,

И восстающих против общественного строя,

потому что у них есть для этого причины.

Нет! Что угодно, лишь бы не было причин!

Что угодно, лишь бы не причислять себя

к человечеству!

Что угодно, лишь бы не уступать человечности!

Ощущение становится никчемным, если у него

есть внешние поводы.

Да, быть нищим и бродягой, таким, как я,

Что отнюдь не значит быть обычным нищим

и бродягой.

Уйти в себя ― вот что значит быть бродягой,

Вымаливать у дней, чтобы они проходили мимо,

оставляя нас в покое,― вот что значит быть нищим.

Все прочее ― как у какого-нибудь Достоевского

или у какого-нибудь Горького,

Все прочее ― значит стать голодным оборванцем.

Даже если это случается, то с таким множеством лиц,

Что вряд ли стоит жалеть всех, с кем это случается.

Я бродяга и нищий в самом деле, то есть

в переносном смысле,

И я купаюсь в волнах огромной жалости к самому себе.

Бедный Алваро де Кампос!

Столь далекий от жизни! Столь погрязший

в собственных ощущениях!

Бедняга, втиснутый в кресло меланхолии!

Он, бедняга, со слезами на глазах (подлинными)

Отдал сегодня так либерально, так по-московски,