Тень шпаги - страница 4

Горсть земли с могилы матери, аккуратно завернутая в платок и спрятанная за пазухой, да тяжелый отцовский молот – вот и все богатство, с которым седьмой сын кузнеца покинул отчий дом.

– Карвен, куда ты? – окликнули его на краю деревни.

– Куда глаза глядят, – буркнул он, не заботясь, будет ли услышан ответ. И не останавливаясь прошел мимо.

Второй раз его не окликнули.

Тот, кто уходит куда глаза глядят, рано или поздно приходит на большую дорогу. Большая дорога встретила Карвена разбойничьим свистом. Он шел, оплакивая отца, вспоминая мать… и даже не сразу понял, что именно с ним произошло, когда трое неприятного вида незнакомцев загородили ему дорогу.

– А ну стой, мил человек! – проговорил один. – Отвечай, кто таков, куда идешь?

– Не знаю, – сквозь слезы ответил юноша. – Отстаньте.

Столь невежливый ответ незнакомца только развеселил.

– Ну надо же! – воскликнул он, обращаясь к двум другим. – «Отстаньте!» Вы это слышали? Отстаньте от него! Да мы к тебе еще и пристать не успели! – вновь повернулся он к юноше. – А ты уже хамишь. Безобразие. Такой молодой и уже наглый. Тебя папа с мамой разве не учили, что со старшими нужно вести себя вежливо? Кланяться, здороваться, на вопросы отвечать… и делать, что скажут, верно?

Упоминание отца и матери… сами эти слова в устах неопрятного и наглого чужака взбесили Карвена.

«Да как они смеют!»

«Папа с мамой учили, что нельзя обижать слабых!» – тотчас подумалось ему, и он сдержал гнев.

«Таких, небось, разок – другой ударить, так ведь и за священником бежать придется!»

Продолжительное молчание странного заплаканного юноши показалось главарю разбойников обнадеживающим знаком. Паренек, конечно, крепкий, слов нет – крепкий, но ведь ревет, словно размазня какая, сопли со слезами утирает. Короткой вспышки гнева у своей предполагаемой жертвы он попросту не заметил, не разглядел внезапно потемневших глаз.

– По твоему лицу я вижу, что ты вспомнил родительские наставления, – продолжил главарь разбойников. – Раскаялся и решил быть вежливым и слушаться. Так что если ты просто достанешь то, что у тебя в котомке, и отдашь мне, я даже не стану на тебя сердиться. И наказывать особо строго не стану. Так, для виду, разок – другой врежу… как бы для порядку, что ли…

– Чтоб ты потом мог честно сказать, будто тебя злые люди ограбили, – добавил другой разбойник.

– Чтоб никто не говорил, что ты хвастаешься, – присовокупил третий.

«Да это же самые настоящие разбойники!» – смекнул Карвен.

Ему стало грустно. Про разбойников столько всякого интересного люди рассказывали, а тут… недоразумение какое-то. Что, вот это и есть разбойники? Те самые прославленные лихие люди?

Карвен медленно снял котомку с плеча и опустил ее на землю, а потом нагнулся, развязывая.

– Дать тебе? – спросил он с какой – то непонятной интонацией, справляясь с хитроумным крестьянским узлом. – Дать тебе то, что у меня в котомке?

Когда он разогнулся, в руках его оказался здоровенный кузнечный молот.

– Так куда тебе дать? – нехорошо улыбнулся юноша, в упор глядя на разбойничьего главаря. – В глаз, по лбу или просто по голове?!

Даже если бы у каждого разбойника внезапно выросло по десятку ног, они все равно не сумели бы убежать еще быстрее.

Карвен сунул отцовский молот в котомку и пошел дальше.

– Ну, и как твой урок фехтования? – спросила королева Кериан у своего сына.

– Отлично, – ответил принц Ильтар. – Наставник сказал, что в случае какого-нибудь турнира или поединка он за меня спокоен. Сказал, что пора переходить к более серьезным вещам.

– Он имел в виду нападения и покушения?

– Примерно. Заговорщики не придерживаются законов чести и правил ведения боя, среди них полно невменяемых типов, готовых на все ради поставленной цели, а кроме того, они иногда нанимают профессионалов высокого уровня. Это совсем не то же самое, что поединок с принцем какой-нибудь соседней державы.

– Верно, – вздохнула королева. – Кстати, я приготовила для тебя подарок.

И королева подала сыну широкую и плоскую, тяжелую даже на вид шкатулку красного дерева.

У того аж глаза на лоб полезли от удивления.

– «Этре»… – потрясенно выдохнул он. – Мне?! «Этре», заговоренный самим Орегаром! Мама… это… я даже не знаю, что сказать… ведь это же… это же сумасшедшие деньги… даже для нас – сумасшедшие…