Теневые игры - страница 18

Граф Иррион был уже немолод. Участие в войне Ветров лишило его одного глаза и наградило изнуряющим кашлем, придворные интриги довели до уже ставшей привычной бессонницы, а волнения за единственного позднего и любимого сына лишили последнего здоровья. И хоть эскапада с кристаллами закончилась вполне благополучно, по крайней мере для Торина, Лорранский-старший сильно сдал. И это отмечали все, кто встречался с ним после разлуки длиннее месячной. Все шестьдесят пять прожитых лет, раньше как-то не заявляющие о себе, вдруг дружно выползли на лицо графа, избороздив его морщинами и превратив веселую усмешку полного сил мужчины в заискивающую улыбку начавшего дряхлеть старика. Из глаз ушел живой блеск, волосы разом покрылись серебром, а руки затряслись, да так, что немало напуганный своим состоянием Иррион уже не решался браться за меч, опасаясь уронить его себе на ногу. Впрочем, шестьдесят пять лет — не тот возраст, в котором требуются похождения и подвиги. Лорранский это понимал и потому даже не горевал особенно, в мыслях тихо благодаря богов за щедро отмеренные ими года (средняя продолжительность жизни мужчин в Райдассе едва-едва достигала сорока лет) и немалые достижения на придворных и военных поприщах.

Торопливые шаги в коридоре заставили графа вскинуть голову, а потом слегка улыбнуться. Торин, ездивший в какой-то новомодный ресторан, вернулся домой. Шаги сына Иррион узнал бы из тысячи. Хвала богам, идет сам, и уверенно. Значит, не ввязался ни в какую драку и даже не напился. Впрочем, судя по редким глухим ударам, коими сопровождалось его передвижение по поместью, наследник пребывал далеко не в самом лучшем расположении духа и со злости по-детски стучал кулаком о стены.

Лорранский-старший вновь улыбнулся. Однажды Торин, пятилетний, еще ничего толком не соображающий, пнул метлу, забытую рассеянной служанкой в одном из углов. Та, однако, оскорблений сносить не собиралась и нанесла ответный удар: свалилась на голову юного наследника Лорранских, неслабо приложив его по кудрявому темечку рукоятью. Мать — тогда еще была жива мать Торина, невысокая зеленоглазая Вайлина, — прибежав на крик, сходила и принесла сыну одноручный меч его отца да заодно и позвала Ирриона, и счастливые родители минут десять с умилением наблюдали, как их дражайшее чадушко, позабыв о слезах, жалобах и воплях, упоенно рубит и колет преступницу-метлу слишком тяжелым для него мечом, порой задевая стены и портя великолепный мозаичный пол. «Великим воителем будет, полководцем, а то и главнокомандующим войсками всей Райдассы», — шепнула растроганная Вайлипа, любуясь каштановыми кудрями и решительными движениями сына. «Или большим ученым — придворным философом, мудрецом, поэтом и звездочетом», — мечтательно предположил Иррион, глядя, как его драгоценная кровиночка азартно отрывает измочаленные прутья от палки метлы.

Великим воителем Торин не стал. Ему вообще плохо давались боевые искусства. Да и науки, как точные, так и естественные, тоже ке шли впрок. Впрочем, он был красив, обаятелен и весел, умел отлично танцевать, грациозно кланяться, играть в модные логические игры, быть любезным с дамами и пить почти не пьянея. А что еще нужно наследнику старинного графского рода?

Погруженный в свои мысли и воспоминания, Иррион даже не сразу обратил внимание на тихий стук, которому аккомпанировали завывания ветра и шорох еще не опавших листьев. А когда наконец понял, что среди привычных ему звуков засыпающего поместья появился еще один, странный и незнакомый, то даже не встревожился поначалу — просто сидел в кресле, в задумчивом оцепенении глядя на высокое арочное окно, по которому снаружи лезла гибкая, затянутая во все черное и потому почти сливающая с ночным мраком фигура. На ее плече горбом топорщилось нечто непонятное — видимо, какая-то поклажа. Рядом в свободном полете реяла неясная тень.

«Кто это, интересно? И куда? Ишь, ползет, что твой паук», — с меланхоличным спокойствием подумал граф, наблюдая, как незнакомец буквально повисает на кончиках пальцев, нащупывая ногами опору. Он, похоже, прекрасно понимал, что рамы, забранные толстыми коваными решетками, выдержат его вес, а вот стекла — нет, и потому был предельно осторожен, стараясь без нужды не прижиматься к ним даже грудью или головой, прикрытой не то глухим капюшоном, не то странного покроя шапкой.