Тени и отзвуки времени - страница 20
«Женщина длинными острыми ногтями — ярко-алыми, словно их в канун Праздника лета[12] обагрил сок листьев маунга[13], — снимает натекшие на стол сгустки воска, причудливые, как сталактиты. Воск ломается и мнется в тонких, изящных женских пальцах. Ах, отчего прелестная эта рука трудится корысти ради?
Говорят, при дворе французского короля Людовика XVI обожали ночные балы и празднества и в раззолоченных залах дворца горел целый лес свечей. Одни не успевали еще догореть до конца, как вспыхивали другие — сотни, тысячи новых свечей. Дамы и фрейлины, что победнее, тайком собирали огарки и продавали их с великой выгодой. Кое-кто из них на этом нажил целое состояние, достаточное, чтобы обеспечить безбедную старость, когда августейший властитель даст им «отставку». Но грянула революция, и всех этих красавиц — и юных и перезрелых — разметал ураган, заодно унесший и их достоянье.
Но были и другие женщины…
Рассказывают еще о прокаженных, которых общество заточает в лепрозории, где они медленно умирают. Так вот, эти женщины — обычно в тех летах, когда трудно уже надеяться на счастье, — движимые внезапным порывом, уходили по собственной воле в царство неизлечимой и страшной болезни. Становясь соложницами прокаженных, они отдавали свою плоть на съеденье бациллам Хансена и, если заболевали, гордились этим, ибо благая жертва их была велика и недуг, поразивший их, никогда не находил исцеления.
Любимая! Отчего ты не из тех женщин, что жертвуют всем?! Отчего ты способна лишь, наподобие давних жительниц дворцов, собирать застывшие восковые слезинки после распутной хмельной ночи?
Видно, оба мы ничего не значим — и я и ты! И все наши жалкие мечты и иллюзии не стоят доброго слова. Когда же, любимая? Когда?..»
Утренний ветер осушил чернила на раскрытой странице. Хоанг захлопнул тетрадь и спросил Нгуена, окончившего свои сборы:
— Можно, я провожу тебя на вокзал? — И, обернувшись к жене, добавил: — Ложись спать, дорогая. И пожалуйста, не ходи на базар. Я вернусь часов в двенадцать, принесу какой-нибудь еды, и мы позавтракаем.
Вагоны поезда Ханой — Лангшон поблескивали от ночной росы.
Нгуен не торопился, как другие пассажиры, занять свое место в вагоне. Он медленно шел рядом с Хоангом по перрону. Присутствие друга почему-то стесняло его. Ему казалось, что эти проводы лишают его отъезд всей прелести импровизации. Он вообще не любил, когда его провожали. «Отъезжающего, — считал он, — не должны обременять ни приятели, ни поклажа. Никаких тюков и чемоданов! Если уж не обойтись без багажа, пусть это будет только груз эмоций, заполняющий лишь тесное купе человеческого сердца. Да и что еще, кроме эмоций, может пригодиться в дороге для общенья с попутчиками, чьи имена и обличье не задержатся в памяти?..»
Стоявший рядом Хоанг мешал Нгуену сосредоточиться на мысли об отъезде. Но ведь не мог же он запретить своему лучшему другу проводить его на вокзал. И потом, он понимал, Хоанг пришел сюда отчасти еще и ради каких-то своих потаенных мыслей: ведь в душе у каждого человека вокзалы и уходящие куда-то в неведомое поезда вызывают особенные, неповторимые ощущения и надежды.
Нгуен уехал…
День его возвращения стал для друзей настоящим праздником. А где праздник, там и затраты. Они тратили деньги, не задумываясь, словно сами печатали их в свободное от развлечений время. И казалось, дружба их никогда не иссякнет и не увянет.
Всякий раз, возвращаясь из своих поездок, Нгуен подолгу рассказывал Хоангу и Лыу о чужедальних краях; потом он расспрашивал их о столичных новостях и всегда слышал одно и то же:
— Разве обо всем расскажешь? Давай, дорогая, прогуляем «провинциала» по улицам.
И они шагали по вечернему Ханою, покуда ноги не начинали гудеть от усталости. Тогда они заходили в ближайший ресторан или харчевню.
Счастливые дни всегда коротки. Да и счастливые годы не очень-то долги. Кто в силах остановить время?!
Годы их дружбы летели незаметно. Сколько рождалось у них совместных планов, замыслов и надежд! Им хотелось жить по-новому, лучше, счастливее. Даже Лыу, веселый, беспечный жаворонок, и та иногда страшилась их безоглядной, бесшабашной жизни и хотела все изменить, чтоб не накликать беду…