Тени и отзвуки времени - страница 33

стр.

Гудок его показался людям необычным: ревет, точно дикий зверь лесной. И над толпой прокатился смех. Распотешил на славу, не зря пришли.

Народ расходился с вокзала, как из театра. Подошвы башмаков, туфель, сайгонских сандалий шаркали по асфальту, словно спички о коробок — вот-вот задымятся.

Навстречу попадались опоздавшие. Узнав, что дизель уже проехал, они горестно цокали языками и поворачивали назад.

Мой и Нгуен шагали следом за всеми, и чудилось им, будто время стало тягучим и липким и они с трудом продираются сквозь нескончаемую вереницу часов и дней, безликих и сходных друг с другом до мелочей. Нгуен невольно вопрошал себя, что же лучше: существовать вот в таком богом забытом городке, где все питает и тешит твою плоть, или жить на износ, растрачивая себя в борьбе, в поисках и утратах среди водоворотов и омутов большого города? Люди здесь благодушны. Рядом джунгли, под боком море, изобилие древесины, рыбы, креветок, корицы… Здесь человек, одаренный и дельный, не надрываясь, будет жить припеваючи, даже тупицам с невеждами обеспечен верный достаток. Никто никому не лезет в душу, да и души их, как и сами люди, похожи одна на другую, словно две капли воды. Дождям и ветрам в этих местах определен неизменный срок; а тратам — душевным и денежным — положен точный предел. И ни единое существо человеческое вроде бы слыхом не слыхивало ни про какие соблазны, порывы и беды иной — переменчивой, безжалостной и холодной — жизни.

Но вдруг дорогу Нгуену и Мою преградила супружеская чета, выступавшая с величавым достоинством.

— На этом дизеле, — говорила жена, сверкая золотым зубом, — нам очень даже удобно ездить к деду в Винь. Не правда ли, дорогой?

— Правда, дорогая. — Во рту у мужа тоже вспыхнул желтый огонек. — Дизель отходит в девять утра. Мы завтракаем дома, а в полдень — уже в Вине. И не надо тратиться на еду. Поболтаем часок со стариком, попьем чайку, сядем на двухчасовой дизель — и в полпятого уже дома. Как раз поспеваем к обеду. За лавкой пока приглядит мой брат Тин. Пропустит денек в своей конторе, земля от этого не остановится. А выручка останется в семье…

С утра и до вечера в день апрельского полнолуния одна тысяча девятьсот сорокового года первый дизель, прошедший через Тханьхоа, можно сказать, не съезжал у горожан с языка.

Диковинной машины давно уж и след простыл. А о ней говорили и спорили в хижинах Лодочной слободы и за столиками фешенебельной ресторации китайца Ли, на скотобойне, в саду с аттракционами мосье Мишу, за лакированными дверями присутственных мест; в хибарках у Лимонного моста, под навесами Колбасного ряда и у городских ворот…

Великий день!.. Эпохальное событие!.. Историческая веха!

Ах, как здесь любили углубляться в туманные дебри истории — вспоминать, сопоставлять и, само собою, пророчествовать. Нгуена с Моем тоже поразило это поветрие. Впрочем, замечу, бацилла истории чаще всего одолевает именно тех, кому нечего сказать о настоящем, о нынешнем дне.

Да и толковали-то Мой и Нгуен, честно говоря, о пустяках, о том, например, когда и какое именно событие здесь, в Тханьхоа, собрало больше всего народу и по какому поводу было уничтожено особенно много выпивки и закуски.

Да вы посудите сами.

Слово — Мою: он стоит за приезд сюда французского министра Рейно и в особенности за тот день, когда мосье Рейно осматривал дамбу Байтхыонг…

Слово — Нгуену: дамба дамбою, но он считает важнейшим событием пребывание в Тханьхоа покойного государя императора; в год, он как сейчас помнит, Земли и Коня…

Мой: да-да, год Земли и Коня… Ланнэ дизнеф сант дизюит…[33] Однако куда покойному императору до французского маршала Жоффра! Мосье марешаль, совершая вояж по Индокитаю, заглянул и сюда, к нам. Еще бы, как он мог не посетить поле сражения в Бадине[34], где он участвовал совсем еще молодым в чине капитана и был тяжело ранен…

Оба они понимали бессмысленность подобных словопрений. Но надо же им было хоть о чем-нибудь говорить! А о чем прикажете разговаривать людям совершенно разным по убеждениям, вкусам и складу характера?

В Ханое Мой прослыл ходячей энциклопедией. Ученость его простиралась не только вглубь, но и вширь. Средь воинства столичной интеллигенции он, несмотря на молодость, хаживал в генералах. Да, телом он был молод, но дух его достиг самого что ни на есть зрелого возраста.