Тени из преисподней - страница 19

— Совсем наша Витьба в сточную канаву превратилась, — грустно заметил Пролович.

— Да, когда я была маленькая, она была пошире, — согласилась Лида.

Почти все время их недовольно обходили многочисленные прохожие и Пролович повел Лиду дальше.

У фонтанов они остановились и присели на одну из серых скамеек.

— Сейчас промочим одежду, — улыбнулась Лида.

— И ты, и я в джинсах, так что ничего страшного не случится. Да и скамейка совсем сухая.

Фонтаны уже освободились от снега, но пока еще дремали, ожидая, когда какой-нибудь начальник распорядиться включить воду. Три обнаженные женские скульптуры из камня сиротливо смотрели на пустые бассейны.

— Зимой мне все время кажется, что им очень холодно, одиноко, и неуютно, — сказала Лида, взглянув на статуи.

— Это просто потому, что они обнажены. У меня тоже иногда бывает такое чувство.

— А порой мне кажется, что это просто три нимфы, которых заколдовала какая-нибудь злая старуха-колдунья.

— Ты, наверное, очень любила в детстве сказки Андерсена?

— Любила. А ты?

— В общем-то тоже, но мне больше нравились Носов и Волков.

— «Волшебник Изумрудного города»?

— Да, вся эта серия, — кивнул Пролович.

— Я где-то читала, что Волков взял за основу романы какого-то американского писателя.

— Я тоже. Но, по-моему, если человек может сделать для детей хорошую сказку, то не грех и воспользоваться чужой идеей. Кто у нас знает Пиноккио? А вот про Буратино слышал каждый ребенок.

— А это не плагиат?

— Не знаю — я не знаток литературы. И Волков, и Толстой, по-моему, большую часть сами придумали, — пояснил Пролович.

Они говорили совсем не о том, что хотелось говорить. Сергею хотелось говорить о них самих, об их отношениях, но вместо этого разговора он то и дело перескакивал с одной темы на другую и во всех этих темах не было даже легкого намека на чувства. Впрочем, в конце концов, каждый из них был доволен уже хотя бы тем, что состоялся этот поход в кино, и тем, что сделано самое главное — положено начало. Начало человеческим отношениям, которые рано или поздно приведут или к взаимной дружбе, или к холодному расставанию, или к большой и жаркой любви.

Фильм оказался заурядным коммерческим боевиком новой волны, снятым какой-то полуподпольной студией и Сергей даже почувствовал некоторое облегчение, когда на экране зажглись заключительные титры.

— Ой, как фильм долго шел, уже почти девять, — взглянув на часы, удивленно воскликнула Лида.

— Да, почти два часа. То-то мне показалось, что он слишком длинный.

— Вам фильм не понравился?

— Смотреть можно, конечно… Но если откровенно, то фильм не очень. А тебе?

— А мне понравился. Не драки, конечно! А этот парень — он такой сильный и вместе с тем добрый… — Лида замолчала, заметив, что на губах Проловича промелькнула легкая усмешка.

«Все же она еще совсем ребенок. Иначе вряд ли поверила бы в эту глупую сказку о современном Робин Гуде. Мое поколение выросло совсем на других фильмах. Мое поколение? Чем же отличается мое поколение, если между нами всего десять лет разницы? И все же отличается. Они выросли уже при Горбачеве. А мы… Мы выросли до него и в этом, наверное, наше счастье… Мы не стали люмпен-машинами, заряженными мыслями о деньгах, мы остались людьми. Но разве Лида похожа на машину? Нет, она живой и очень легко ранимый человек. Просто они, словно беспризорники, выросли в нравственной пустоте и ущербном восприятии своей неполноценной гражданственности. А мы, пусть хоть в детстве, но все же были гражданами сверхдержавы. Наверное, они поэтому такие нервные и издерганные и так верят в Чумака и Кашпировского, совпадение снов и прочую чушь. Хорошо, что Лида забыла о Клименчуке», — подумал Пролович и, заметив, что Лида как-то отрешенно смотрит вниз, осторожно обнял ее за плечи. Лида едва заметно вздрогнула и быстро взглянула на Сергея.

— Какие у тебя красивые глаза! И волосы… — тихо прошептал Сергей.

— Тебе это просто кажется, — ответила Лида и прижалась к нему щекой.

— Мне это не кажется. Я боюсь, что мне кажется другое — будто бы я сейчас иду с тобой по городу. А что, если я сейчас проснусь, и ты исчезнешь?! — прошептал Сергей, удивляясь, что слова, которые он никак не решался сказать перед фильмом, теперь сами рвутся наружу.