Тени над Латорицей - страница 24

«Должок», — хохочет Кукушка…

…Клоун вскрикнул и проснулся. Прислушался.

Мерный перестук колес. Болит голова, и отяжелевший желудок — точно камней в него накидали. Не стоило так много есть и пить на ночь. Да и вино было дрянное… Он сполз с верхней полки и вышел в освещенный коридор вагона.

Пронизывал холод. С тех пор как сели в вагон и поезд тронулся, Клоуна начало лихорадить. Понял — от страха. Раньше надеялся, что если посчастливится выехать из городка, страх исчезнет и он согреется. Но вот уже и ночь, а его все не покидает дрожь.

Клоун взглянул на часы, потом на расписание движения поезда, висевшее на стенке. Скоро станция. Карпаты — впереди или позади? Впереди… Потоптался у темных окон, пританцовывая на шатком полу вагона.

«А может, выйти на какой-нибудь неизвестной станции, податься в горы и исчезнуть? Чтоб никто, даже Длинный, не смог найти. Никогда! Никогда! И Кукушка не найдет, чтоб потребовать долг. Никто!»

Клоун вернулся в купе за сигаретами. Когда отодвинул дверь, на Длинного упала полоса света, и он заворочался, что-то бормоча во сне.

«А что ему снится?» — подумал Клоун. Взял со столика пачку «Примы» и вышел, плотно прикрыв за собою дверь.

Поезд замедлил ход. Остановился. Беленький вокзал, освещенный изнутри, стоял посреди ночи, словно свеча. За ним таились чужие дома, чужие люди.

Через минуту поезд мягко тронулся, и вокзал отплыл в неизвестность, в прошлое. Клоун на станции не вышел…

Докурив сигарету, он еще какое-то время не отходил от окна. Ему казалось, что поезд идет слишком медленно или совсем уже остановился — такой одинаковый глянцевый мрак заглядывал в окна. И только ритмичное покачивание вагона и перестук колес успокаивали. Не терпелось, чтобы высокие Карпаты поскорее стали стеной между ним и всем тем ужасом, от которого бежали они, как черт от ладана.

Мог бы спросить у сонного проводника, который еще не спрятался в служебное купе, скоро ли перевал. Но проводник, завозившийся в коридорчике, время от времени так внимательно посматривал на него, что Клоун не решился открыть рот.

Он вернулся в купе и залез на свою полку. Подоткнул под голову подушку и попытался заснуть. Напрасно. Дрожь не покидала его.

Скорей бы кончилась эта ночь. Днем страх рассеется. Клоун это знает. Утром они уже будут по ту сторону гор; потом поезд быстро довезет их до Киева, до Москвы.

До Москвы! Москва большая, от нее дороги во все концы. Там легко спрятаться, не найдут. В Москве они с Длинным пересядут на самолет… А пока что…

Клоуна снова охватила волна страха. Купе показалось единственным убежищем, пусть кратковременным; пока вагон в пути, ничего плохого с ним случиться не может…

Клоун еще раз поправил подушку и прикрыл глаза. Из Москвы за несколько часов они улетят черт знает куда. Спрячутся в глуши, и пусть тогда ловят ветра в поле, а их — в дикой тайге! Только бы успеть добраться, зарыться в землю, забиться в нору! Он согласен жить и под землей — живут же крот и барсук.

Он все сделает, чтобы его не нашли! И никто не найдет, не найдет, не найдет…

Вагон понемногу убаюкивал. Так хорошо качала его только мама в детстве. А когда это было? Не помнит Клоун. И мамы не помнит… Жизнь его словно и началась, и закончилась вчера, когда пошли с Длинным на дело, к этой вдове…

А кто это снова хрипит? Снова Длинный? Или та женщина, что спит на нижней полке? Может, она тоже вдова и тоже богатая?..

Нет, теперь ему уже ничего не надо. Кукушке долг отдаст. Отдаст деньгами, а не своей кровью. Не выпросит Кукушка у него крови. Кровь — не деньги, за нее ничего не купишь, даже бутылки «Плодово-ягодного». А он, Клоун, не скупой, будьте любезны, бутылку крови за бутылку вина. Только вино тоже должно быть красное… С хрипом…

Колеса выстукивали что-то невнятное, вагон тихо поскрипывал. Страх как будто бы перестал трясти Клоуна, затих, замер, притаился. В тяжелой голове клубились расплывчатые мысли, всяческие химеры, вопросы.

Зачем она поднялась, эта женщина с нижней полки? Растет между полками, надувается и головой пробивает крышу вагона. Она тоже красная, как жаба. Только без лап. Почему без лап? За лапы крепко держит ее Длинный…